Дети Великой Реки - Грегори Киз

— А что, если разбудить ее?

— Думаю, будет еще хуже.

Однако Хизи решила, что пороется в книгах и поищет ответ на этот вопрос. Основная часть книг была написана жрецами, и, конечно же, многие из них посвящены Реке. Во всяком случае, над этим вопросом стоило поразмыслить. Нынешний дворец имел акведуки и множество пересекающихся каналов, так, чтобы священная вода окружала, оберегала своих детей. И в старом городе наверняка тоже были такие протоки.

— Хотя бы несколько труб непременно должны были сохраниться, — продолжала вслух размышлять Хизи.

— Ты что, уже переменила тему, принцесса? — спросил Тзэм, удивленно подняв брови.

— Переменила? Да, пожалуй… Я нашла одну полезную книгу о перестройке дворца. Правда, там, к сожалению, нет карт, но в ней говорится о том, что было сделано. Дворцы засыпали песком и галькой. Вон те дома на задворках были почти сплошь дворцы, и стены были толще, чем сейчас во дворце. А когда засыпали дворы, можно было строить прямо сверху над старыми зданиями, даже если комнаты оставались не забиты песком. Вот откуда трещины в полу в старых отсеках — под ними пустое пространство. И вот почему мы никуда не попали. И даже когда мы натыкались на анфиладу комнат, не заполненных песком или водой, на самом деле это были все те же дворцы. Ты помнишь ту трубу, Тзэм? Ту, что мы с тобой нашли примерно год назад.

Тзэм хмыкнул.

— В которую я не мог залезть?

— Да. Не сомневаюсь, это была одна из священных труб, специально проложенных, чтобы подавать воду в каналы и фонтаны внутри дворца.

— И что? Она тоже была перерыта?

— Она рухнула. Притом, я уверена, совсем недавно. И если только найти эти… Если бы удалось узнать, где находились эти старинные храмовые святилища…

— Принцесса! — Тзэм смотрел на нее во все глаза. — Храмы?! Но мы не можем заходить в храмы.

— Почему не можем? Я даже надеюсь, что когда-нибудь будет храм, посвященный мне, такой же, как храм в честь моего отца.

— Но в честь Тзэма храма не построят. Тзэма могут обвинить в святотатстве. Тзэму кажется, что и тебя тоже могут, принцесса, что бы ты ни думала по этому поводу.

— Н-да. Ну хорошо, про это я тоже что-нибудь отыщу.

— Принцесса, ты провела в архиве всего лишь день и отыскала всего лишь одну книгу.

— Но, сознайся, это ведь лучше, чем рыскать в темноте, набивая себе шишки, как мы делали до сих пор. За один день я узнаю о предмете, который нас интересует, больше, чем я поняла за прошедшие два года.

— Пожалуй, ты права. И я готов все сделать, чтобы ты не рыскала в темноте.

— И ты сам тоже, — добавила Хизи.

— И это правда, — согласился Тзэм.

Ладони Перкара горели от удара — топор, отколов щепу от бревна, со свистом вырвался у него из рук. Ангата выругался и отскочил в сторону, едва увернувшись от тяжелого лезвия, которое чуть не вонзилось ему в бедро.

— Где глаза у тебя, дурак несчастный?! — злобно крикнул Ангата.

— Извини, — сказал Перкар, даже не дав себе труда вникнуть в слова родича.

— Извинение не помогло, если бы ты пропорол мне ногу до кости. — Тряхнув головой, Ангата отбросил назад упавшие на лицо густые каштановые волосы, но глаза все еще смотрели не по-доброму.

Перкар пожал плечами:

— Извиниться — это все, что я могу сделать.

— Но это, к сожалению, не поможет нам достроить забор. — Ангата безнадежно махнул рукой в сторону, где готовая ограда змейкой вилась, уходя в лес, однако еще оставалось неогороженным не меньше пол-лиги пастбища.

— Знаю, — мрачно буркнул Перкар.

Ангата молча посмотрел на него, потом, пожав плечами, опустился в свежую мягкую траву и сел, скрестив ноги.

— Можем в таком случае и передохнуть, — сказал он со вздохом. — Ты все утро какой-то странный, а у меня, надо сказать, нет желания прыгать на одной ноге до дамакуты твоего отца. Отец хотел, чтобы мы кончили ограду к новолунию.

— Но он не сказал, к какому именно новолунию, так ведь? — Перкар покачал головой и вдруг широко улыбнулся: — Уговорил. Посижу немного.

— Посиди. Пока не вспомнишь, что тебе надо делать твою ограду.

— Не мою, а отцовскую, — поправил родича Перкар, но в голосе его слышалось явное раздражение.

— Ах да, конечно же не твою.

Перкар пожевал нижнюю губу.

— Мне вчера минуло семнадцать. Понимаешь, Ангата, семнадцать. А я все работаю на отца… Да, да, безусловно. Отец великий человек. И Пираку у него много. Ну а у меня-то что есть?

— Его красивая наружность, — усмехнулся Ангата.

Перкар внимательно поглядел на него:

— Мне следовало думать, прежде чем говорить с тобой об этом.

Он отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону леса. Наступило неловкое молчание. Нахмурив брови, Перкар весь ушел в свои переживания, а на лице Ангаты застыла напряженная ухмылка.

Ангата первым нарушил молчание.

— Ты же знаешь, что я тебе отвечу, — сказал он тихо. — Найди себе женщину. Невесту с богатым приданым, тестя с большим количеством земли.

— Тебе только осталось сказать: «женись на дочери Бакьюма», — огрызнулся Перкар.

— А что в этом худого? Ты просто дурак, Перкар. Женись на дочери Бакьюма. Бакьюм ведь давал тебе за дочерью два пастбища, двадцать коров и хорошего племенного быка, хотя всего этого можно было не предлагать, когда выдаешь замуж такую девушку, как Кихьюзю. Красивее невесты не сыскать.

— Мне она не нравится.

— Я слыхал, как твой отец говорил, что даст в придачу еще десять коров, если ты на ней женишься.

— Так и сказал? Значит, у меня теперь есть приданое, — ухмыльнулся Перкар.

Ангата дотронулся до его руки, но Перкар резко дернулся и отпрянул назад.

— Ты должен забыть ее, Перкар. — Голос Ангаты стал еще тише, и Перкар понимал, что сейчас речь идет уже не о дочери Бакьюма.

— Тебе легко говорить. Ты ее никогда не знал.

— Нет, конечно. — Ангата уже начинал горячиться. — Я никогда не спал с богиней. Но я спал достаточно много с женщинами, и уверяю тебя, они почти все одинаковые. Мне трудно себе представить, что богиня так уж сильно от них отличается.

Губы Перкара вытянулись и голос слегка дрожал, когда он едва слышно произнес:

— Я… Я не могу судить.

У Ангаты ответ готов был сорваться с языка, но, услышав растерянные слова Перкара, он оторопело разинул рот.

— Ты что, ни разу… ни разу не пробовал? Погоди… А последний сенокос? Дочка Кьюно.

— Я не мог. Я просто… не мог, Ангата. Я пытался.