Принцесса Конде - Жаклин Санд

Даже в кардинальской мантии Джулио Мазарини мало походил на церковника. Красивый, статный, подвижный, как и все его соотечественники.

– Вы похвально проворны, лейтенант, – на холеном лице первого министра мелькнуло удовлетворенное выражение. – Признаться, я ждал вас позже. Я слышал, вы недавно были ранены в бою.

– В начале декабря. Ничего опасного, – Эме чуть заметно дернул плечом.

– Тем лучше. Как вы понимаете, я намерен предложить вам должность при дворе. И при своей персоне.

Де Фобер осторожно кивнул.

– Я итальянец, – притворно-горестно вздохнул Мазарини. – И для многих ваших соотечественников этого достаточно, чтобы считать меня чужаком и врагом Франции. На самом же деле я всем сердцем люблю вашу страну и по мере своих скромных сил намерен трудиться не покладая рук для ее блага и процветания. Но мне нужна помощь. Преданные люди, готовые встать выше придворных распрей. Готовые служить Франции в трудную минуту…

– Ваше высокопреосвященство, – почтительно прервал кардинала Эме. – Без всякого сомнения, я готов преданно служить Франции. Но, может быть, мне будет позволено узнать, чем я могу быть полезен лично вам?

– Я предлагаю вам должность лейтенанта гвардейцев кардинала и обязанности начальника моей личной охраны.

– В Париже множество достойных господ, которые почли бы за честь…

– Герцог де Бофор… – очень тихо добавил Мазарини.

Де Фобер вздрогнул от неожиданности.

– У меня сложилось впечатление, что молодой принц де Вандом, увы, не питает ко мне симпатии. Разумеется, это больше ребячьи выходки, чем угрозы… И разумеется, я не Ришелье, чтобы… – кардинал многозначительно замолчал.

Бывают обещания, а иногда всего лишь намеки на обещания, которые стоят дороже денег. То, что только что прозвучало из уст первого министра, было именно таким намеком. Но для Эме этого было достаточно. Он замер в почтительном поклоне, касаясь мозаичного пола кончиками перьев своей шляпы.

– Это назначение – большая честь для меня, ваше высокопреосвященство.

Мазарини едва заметно улыбнулся.

– Я знал, что могу на вас рассчитывать, шевалье.

Вслед за этим де Фобер услышал скрип пера. Размашистым жестом первый министр подписал бумаги.

– Мое распоряжение вступает в силу немедленно. Примите дела у вашего предшественника, господина де Берсье. Я полагаю, обязанности лейтенанта охраны для вас не в новинку.

Шевалье де Фобер весьма своеобразно воспринял распоряжение кардинала «приступить к своим обязанностям немедленно». Потому что, покинув приемную Мазарини, отправился он не к де Берсье, капитану де Кавуа или, например, в Лувр, а по своим делам. У шевалье имелись насущные заботы, например, о крыше над головой. Лейтенанту гвардии, да еще возглавляющему личную охрану, наверняка полагалась комната подле кардинала (интересно, где именно, неужели в доме у де Шавиньи?), но свое жилье тоже не мешало бы иметь. Что-нибудь поприличнее бедной гостиницы на окраине. Да и поближе к Лувру и Пале Кардиналь, если на то пошло. Поэтому следовало немедленно посетить дом по тому адресу, которым любезно снабдил его Кавуа, а коль скоро квартира окажется достойной, то в ней и поселиться. Заодно не помешало бы обзавестись слугой. Предыдущему повезло намного меньше, чем его хозяину. Там, где Эме отделался пулей в плече, бедняга Жан сложил голову.

А пока, неторопливо размышляя обо всем и ни о чем конкретно, де Фобер прокладывал себе дорогу среди пестрой толпы, запрудившей «чрево Парижа». Ему чертовски повезло с лошадью – прекрасно вышколенное животное почти не боялось людей и весьма уверенно чувствовало себя в толчее. Людское море колыхалось вокруг; парижане торговали и торговались, развлекали и развлекались, воровали друг у друга, щедро делились тумаками и проклятиями, и все кругом было пропитано вездесущим в здешних местах запахом излюбленного простолюдинами блюда – лукового супа.

Прямо посреди рынка, окруженный плотным кольцом зевак, шел кукольный спектакль. Над пестро размалеванной ширмой носатый «мещанин» лупил внушительного размера дубинкой куклу в красной кардинальской мантии. Толпа весело улюлюкала, а «кардинал» то и дело попискивал что-то итальянское, отдаленно напоминающее «мама миа». Из этого писка де Фобер сделал вывод, что в данном случае высмеивается нечто большее, чем склонность церковников к латыни. М-да, кажется, нынешнего первого министра в отличие от предыдущего народ не только не уважает, но еще и не боится. И не только народ. В отдалении Эме углядел карету без гербов, запряженную роскошной четверкой гнедых. Такой выезд не каждому аристократу по карману. Занавески экипажа слегка подрагивали, высокопоставленный незнакомец или незнакомцы не побрезговали остановиться и полюбоваться базарным спектаклем. Интересный вырисовывался расклад.

Простодушное веселье толпы внезапно прервали двое в красных плащах. Де Фобер насторожился: такой же плащ вскоре предстояло носить и ему самому. Один из гвардейцев явно был навеселе, и кукольное представление не пришлось ему по вкусу. Грубо выругавшись, он пнул ногой хрупкую ширму.

– Каналья, висельник! Плетей захотел?!

Шаткая конструкция не вынесла праведного гнева мазариниста и, покачнувшись, рухнула, придавив собой невидимого артиста. Зрители недовольно загомонили.

– А-а… Вот и красные плащи пожаловали, – послышалось из толпы. – Ишь, какие щеголи! Ясно, куда уплывают наши денежки. Может, пощиплем петушков?

Но неожиданнее всего повел себя кукольник, которому понадобилось некоторое время, чтобы выбраться из-под ширмы. Пока толпа острила и отпускала грубые шуточки в адрес гвардейцев кардинала, щуплый и неказистый на вид актеришка молча подобрал с земли палку и, подобно одному из своих кукольных персонажей, с размаху ударил обидчика по голове. Бедолага не ожидал удара, тем более такого. Хрюкнув, гвардеец кулем осел на землю. Его спутник схватился за шпагу, раззадоренный зрелищем народ – кто за что придется. Над площадью прокатился весьма недвусмысленный призыв «Бей их!», подхваченный дюжиной луженых парижских глоток. Де Фобер ни капли не сомневался: под горячую руку парижанам ничего не стоило отмутузить любого дворянина, будь он хоть принц голубых кровей. Эме в общем-то был безразличен рыночный балаган, грубо высмеивающий Мазарини, но вот избиения гвардейцев, лейтенантом которых его только что назначили, он допустить не мог. Поэтому, взявшись за плеть и безжалостно хлеща ею замешкавшихся на его пути горожан, шевалье принялся торопливо прокладывать себе путь к месту событий. Толпа была взбудоражена предчувствием легкой победы – один из противников повержен, второй со своей тонюсенькой шпажкой не казался опасным. Де Фобер был намерен самым кардинальным способом разубедить драчунов в легкости возможной победы. Убивать людей, не спрашивая имен, – прерогатива солдат, аристократии и разбойников. Эме, будучи одновременно солдатом и дворянином, овладел этой наукой в совершенстве. Первый же смельчак, рискнувший перейти от угроз к делу, рухнул в пыль с простреленной головой. Новоиспеченный лейтенант гвардейцев в сложных ситуациях всегда предпочитал шпаге пистолеты, потому что выстрелы производили весьма впечатляющий эффект. Теперь шевалье мог быть уверен: очень скоро к их дружеской компании присоединится городская стража. Зеваки отхлынули, окончательно освободив дорогу опасному всаднику. Кукольник, почуяв, что дело пахнет жареным, тут же бросил свои нехитрые пожитки и юркнул в толпу. Бог с ним, надо будет – найдется.