Последнее дело Гвенди - Ричард Чизмар

Здесь, на верхнем пределе, после того, что она видела с высоты – Землю, такую хрупкую и красивую в черной пустоте, – легко поверить, что некий Бог все-таки существует.

– Что… – начала Гвенди, сама толком не зная, что скажет дальше: Что вы здесь делаете? или Что с вами? Но Фаррис не дал ей договорить.

Он приложил палец к губам, шепнул: «Тсс!» – и поднял взгляд к потолку.

– Не разбуди мужа. Пойдем на улицу.

Он с трудом поднялся из-за стола, покачнулся, и Гвенди испугалась, что он сейчас упадет. Но он все-таки устоял на ногах и тяжело задышал. Его сухие, потрескавшиеся губы – какая-то экзема? – слегка приоткрылись, обнажив желтоватые зубы. Нескольких зубов не хватало.

– Под столом. Возьми с собой. Быстрее. Времени мало.

Под столом лежала холщовая сумка. Гвенди сразу ее узнала, хотя в последний раз видела эту сумку, когда ей самой было двенадцать. Сорок пять лет назад. Она наклонилась и подняла сумку за веревочную завязку. Неуверенной, шаткой походкой Фаррис направился к двери на заднее крыльцо. У двери стояла трость, прислоненная к стене. Можно было бы ожидать, что у такого невероятного существа – словно вышедшего прямиком из волшебной сказки – будет роскошная трость, возможно, с серебряным набалдашником в виде волчьей головы. Но это была самая обыкновенная трость с закругленной ручкой и истертым резиновым наконечником. Фаррис оперся на нее, потянулся к дверной ручке и снова чуть не упал. Черный пиджак, черные джинсы, белая рубашка: когда-то этот наряд сидел как влитой, придавая ему этакую небрежную элегантность, а теперь болтался на нем, как обноски на огородном пугале.

Гвенди взяла его под руку (такую худую под рукавом пиджака!) и сама открыла дверь. Эта дверь, как и все остальные в доме, была заперта, когда они с Райаном уходили – не забыв включить охранную сигнализацию, – но сейчас замок открылся сразу, а на индикаторной панели не горел ни один огонек, даже в окошке для сообщений не было надписи «РЕЖИМ ОЖИДАНИЯ».

Они вышли на заднее крыльцо, откуда еще не убрали плетеную летнюю мебель, хотя уже близились холода. Ричард Фаррис попытался сесть в кресло, но ноги не слушались, и он скорее упал на сиденье, издав тихий болезненный стон, когда его пятая точка соприкоснулась с подушкой. Он судорожно вдохнул, подавил приступ кашля, прикрыв рот рукавом (в пятнах засохшей мокроты после многочисленных приступов) и посмотрел на Гвенди. Его глаза были такими же, как и прежде. Глаза и еле заметная улыбка.

– Нам надо поговорить.

В их самую первую встречу он сказал по-другому. Тогда он сказал: Эй, девочка. Иди сюда. Есть разговор. Гвенди подумала, что надо поговорить – это уже другой уровень по сравнению с есть разговор.

Гвенди закрыла дверь, уселась на подвесные качели, положила холщовую сумку себе под ноги и задала те вопросы, которые не успела задать на кухне, когда Фаррис ей напомнил, что наверху спит ее муж.

– Что с вами случилось? Зачем вы пришли?

Он сумел улыбнуться.

– Узнаю нашу Гвенди. Прямиком к сути дела. Что случилось со мной – это не важно. Я пришел потому, что, как сказал бы тот мудрый зеленый Йода, «возмущения в равновесии Силы чувствую я». Боюсь, мне придется тебя попросить…

Он закашлялся и не сумел договорить. От кашля все его исхудавшее тело вздрагивало и тряслось, и Гвенди снова подумала, что он похож на огородное пугало. Теперь – на пугало, которое треплют осенние ветра.

Она приподнялась над сиденьем качелей.

– Я принесу вам воды…

– Нет, не надо.

Он справился с кашлем. После такого сильного приступа его щеки должны были гореть огнем, но его лицо оставалось мертвенно-бледным. Под глазами темнели черные круги.

Фаррис пошарил в кармане пиджака и достал пузырек с таблетками. Но снова закашлялся, и пузырек выпал из его слабых пальцев. Покатился по полу и остановился у холщовой сумки под ногами Гвенди. Она наклонилась и подняла пузырек. Обычный аптечный флакончик темно-коричневого стекла, но со странной надписью на этикетке. Вереница каких-то значков вроде рун, от которых у Гвенди почему-то кружилась голова. Она крепко зажмурилась, открыла глаза и увидела слово «ДИНУТИЯ», которое ничего для нее не значило. Она моргнула, и на этикетке вновь появились кружащие голову руны.

– Сколько штук?

Фаррис кашлял так сильно, что не мог говорить, но показал два пальца. Гвенди открыла пузырек и вытряхнула две маленькие таблетки, похожие на «Ранексу», которую ее папа принимал от ангины. Она положила их на протянутую ладонь Фарриса (ладонь была совершенно гладкой, без всяких линий), а когда он закинул их в рот, с тревогой заметила на его губах мелкие капельки крови. Он проглотил лекарство, сделал глубокий вдох, потом еще один, глубже. У него на щеках появился слабый румянец, и теперь Фаррис стал хоть немного похож на себя прежнего, на того человека, которого Гвенди впервые увидела в парке Касл-Вью, у верхней площадки Лестницы самоубийц, много лет назад.

Его кашель утих, а потом прекратился совсем. Он протянул руку, чтобы забрать пузырек. Прежде чем закрыть крышку, Гвенди заглянула внутрь. Там оставалось всего шесть таблеток. Может быть, восемь. Фаррис убрал пузырек во внутренний карман пиджака, откинулся на спинку кресла и уставился в темноту за пределами крыльца.

– Ну вот, уже лучше.

– Это сердечное лекарство?

– Нет.

– Лекарство от рака?

Ее мама принимала «Онковин» и «Абраксан», хотя они были совсем не похожи на маленькие белые таблетки из пузырька Фарриса.

– Если тебе действительно интересно, Гвенди – ты всегда была любознательной, – со мной происходит много чего нехорошего, и все нахлынуло разом. Годы, которые раньше все прощали – а их было много, – теперь берут свое. Ломятся, словно голодные посетители в ресторан. – Он улыбнулся своей обаятельной тонкой улыбкой. – А я – их буфет.

– Сколько вам лет?

Фаррис покачал головой.

– У нас есть куда более важные темы для обсуждения, а времени у меня мало. Случилась беда, и причина беды – эта самая штука в сумке у тебя под ногами. Помнишь нашу последнюю встречу?

Да, Гвенди помнила. Это было на Южном портлендском аэродроме, она сидела на скамейке у входа, ждала Райана, который парковал машину. Гвенди сторожила багаж, в том числе – сумку, где лежал пульт управления. Ричард Фаррис уселся рядом и объявил, что у него мало времени и ему надо успеть сказать самое главное, пока их не прервали. К концу разговора пульт управления исчез из сумки Гвенди. Просто взял и исчез. И сам Фаррис тоже исчез, растворился в воздухе. Гвенди на секундочку отвернулась, а когда повернулась обратно, его уже не было. Тогда она думала, что никогда больше его не увидит.

– Да, помню.

– Двадцать лет назад. – Он говорил очень тихо, но уже не хрипел, у него не тряслись руки, и лицо стало более-менее нормального цвета. Гвенди знала, что это лишь временное улучшение: она ухаживала за мамой во время ее последней болезни, и теперь папа медленно (но верно) угасал у нее на глазах. Таблетки могут помочь, но ненадолго. – Тогда ты была депутатом в нижней палате конгресса, одной из многих. Теперь у тебя в руках будет настоящая власть.