Каталина - Уильям Сомерсет Моэм

И вот такой женщине стало известно, что святая дева явилась Каталине Перес на ступеньках кармелитской церкви.

Донья Беатрис не поощряла видений, посещавших ее духовных дочерей, чрезмерного аскетизма и умерщвления плоти. И если она замечала в ком-то из монахинь признаки религиозного фанатизма, то принимала решительные меры. Монахине запрещалось поститься, а если это не помогало, ее отправляли погостить к родным или знакомым. Твердость, проявляемая доньей Беатрис в этом вопросе, объяснялась воспоминаниями о скандалах, вызванных одной из монахинь в кармелитском монастыре Авилы, заявлявшей, что видела Иисуса Христа, лречистую деву и других святых и получала от них знаки внимания. Аббатиса не отрицала возможности подобных видений, так как некоторым людям, потом причисленным к лику святых, действительно являлись и Иисус, и дева Мария. Но, по ее твердому убеждению, монахиня из Авилы, Тереза де Сепеда, с которой она, еще послушницей, виделась в монастыре, была истеричной и обманутой жертвой помрачившегося рассудка.

Донья Беатрис, естественно, не сомневалась, что в истории Каталины нет ни грана правды, но, так как взволнованные монахини не могли говорить ни о чем другом, она подумала, что неплохо вызвать девушку в монастырь и побеседовать с ней самой. Она позвала одну из монахинь и послала ее за Каталиной. Вскоре монахиня вернулась и сказала, что та готова прийти, но исповедник запретил ей рассказывать о встрече со святой девой. Донья Беатрис не привыкла к отказам и нахмурилась. А когда она хмурилась, весь монастырь дрожал от страха.

— Но ее мать здесь, ваше преподобие, — пробормотала монахиня.

— А зачем она мне?

— Девушка рассказала ей о встрече с нашей госпожой. Исповедник не подумал о том, чтобы заткнуть ей рот.

Мрачная улыбка скользнула по бледным губам аббатисы.

— Достойный, но недалекий человек. Хорошо, дочь моя. Я ее приму.

Марию Перес ввели в молельню. Она часто видела аббатису, но никогда не говорила с ней и от волнения едва держалась на ногах. Донья Беатрис сидела в кресле с высокой спинкой. В глазах Марии она выглядела королевой, гордой и недоступной. Упав на колени, она поцеловала протянутую руку. А потом слово в слово повторила рассказ Каталины. Когда она замолчала, аббатиса легким кивком отпустила ее.

— Вы можете идти.

После ухода Марии донья Беатрис долго сидела в глубоком раздумье, а потом подошла к столу и написала письмо епископу Сеговии с просьбой оказать ей честь, посетив ее по важному делу. Меньше чем через час она получила ответ. Епископ вежливо сообщал, что с радостью подчиняется ее желанию и придет в монастырь на следующий день.

Узнав о приходе столь знаменитого и святого человека, монахини сразу же догадались, что его визит имеет отношение к чудесному появлению пресвятой девы на ступеньках их церкви. Он пришел во второй половине дня, после сиесты, в сопровождении двух монахов-секретарей. К неудовольствию монахинь, им запретили покидать кельи. Епископа провели к аббатисе, а секретарей попросили подождать в монастырской приемной, так как преподобная мать пожелала поговорить с ним наедине. Когда он вошел, донья Беатрис, подойдя, преклонила колени и поцеловала его епископский перстень, затем встала и, указав ему на стул, села сама.

— Я надеялась, что ваша светлость найдет удобным посетить наш монастырь, но, раз уж вы не пришли, я решилась пригласить вас.

— Мой учитель теологии предостерегал от частого общения с женщинами, советовал быть с ними вежливым, но держаться от них подальше.

Она сдержала едкий ответ, готовый сорваться с губ, и вместо этого пристально посмотрела на епископа. Тот ждал, потупив взор. А донья Беатрис не спешила перейти к делу. Прошло почти тридцать лет с тех пор, как они виделись в последний раз, и впервые они говорили друг с другом. На нем была старая, много раз штопанная ряса. На выбритой голове осталось лишь кольцо черных, чуть тронутых сединой волос, символизирующее терновый венец. Лицо, с впалыми щеками и изборожденное глубокими морщинами, несло печать страданий. И только глаза, по-прежнему излучающие яростный огонь, напоминали о молодом семинаристе, которого она когда-то знала и так страстно любила.

Все началось с детской шалости. Беатрис заметила семинариста, когда тот служил мессу в церкви, где она молилась с дуэньей. Худой, с тонзурой среди густых черных волос, резкими чертами лица, какой-то особой, величественной осанкой, он напоминал одного из тех святых, что в молодые годы услышали глас божий и умерли юными и прекрасными. Когда он не служил мессу, то преклонял колени вместе с теми немногими, кто приходил в церковь в столь ранний час, и его взгляд никогда не покидал алтаря. Беатрис тех дней не думала ни о чем кроме новых развлечений. Она уже знала о всесокрушающей силе своих сияющих глаз. И захотела, из чистого каприза, привлечь к себе внимание молоденького, но очень серьезного семинариста. Изо дня в день во время службы она пристально смотрела ему в затылок, ожидая ответного взгляда, пока, наконец, интуиция не подсказала ей, что юноше не по себе. Она не могла сказать, чем вызвано это ощущение, но, будучи уверенней, что вот-вот наступит желанный момент, ждала, затаив дыхание. И он резко обернулся, будто услышал неожиданный звук, поймал ее взгляд и вновь повернулся к алтарю. С тех пор Беатрис уже не смотрела на него, но через пару дней почувствовала его изучающий взгляд. Она стояла на коленях, наклонив голову, а он, потерявший голову, смотрел на нее так, как не смотрел ни на кого в жизни. Внутренне ликуя, Беатрис, медленно подняв голову, встретила его взгляд. Семинарист тут же отвернулся, но она заметила краску стыда, залившую его лицо.

Бывало, проходя по улице вместе с дуэньей, Беатрис встречала семинариста, и всякий раз он отводил взгляд в сторону. Однажды, заметив их, он круто развернулся и пошел обратно. Беатрис громко хихикнула, вызвав неудовольствие дуэньи. Как-то раз они вошли в церковь, когда семинарист опускал пальцы в чашу со святой водой перед тем, как перекреститься. Беатрис протянула руку, чтобы коснуться его пальцев и окропить свои. Он побледнел, как полотно, и их взгляды вновь встретились. Лишь мгновение стояли они рядом, но и его хватило Беатрис, чтобы ощутить любовь, горячую человеческую любовь юноши к прекрасной девушке. И в ту же секунду она почувствовала острый укол в сердце, укол той же страстной любви девушки к мужественному юноше. Ее переполняла радость. Никогда еще она не знала такого блаженства.

В тот день он служил мессу. Беатрис не спускала с него глаз. Сердце защемило так, что она едва не умерла, но боль, если это была боль, показалась ей сладостней любого наслаждения. Еще раньше она обнаружила, что семинарист по какому-то делу каждый день проходит мимо дворца герцога. Хитростью ей частенько удавалось в этот момент оказаться у окна. Она видела, как он подходил ко дворцу, как замедлялись его шаги, словно он не хотел пройти мимо, а затем убыстрялись, будто он бежал от искушения. Напрасно надеялась она, что семинарист хоть поднимет голову, и однажды, чтобы подразнить его, бросила перед ним белую гвоздику. Инстинктивно он посмотрел вверх, но девушка отступила на шаг, чтобы он не увидел ее. Потом семинарист наклонился и взял цветок. Он держал его обеими руками, как держат драгоценный камень, и, как зачарованный, не сводил с него глаз, а затем неистово швырнул гвоздику на землю, втоптал в пыль и бросился бежать. Беатрис рассмеялась, но неожиданно смех тут же перешел в слезы. Когда несколько дней подряд он не являлся к утренней мессе, Беатрис охватило волнение.