Брошь с черным опалом - Елена Дорош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Их первая совместная поездка была действительно прекрасной. Буда и Пешт, Геллерт, Рыбацкий бастион, дивной красоты здание парламента, Дунай. Много воздуха и света, прогулки целыми днями, а вечером – купальни Сеченьи и вино в номере отеля на террасе с видом на город.
Марк видел, что Ниночка выглядит усталой и напряженной. Он был готов бросить дела и помочь жене в чем угодно, но она сама приняла решение, поехать вместе не предложила, и он неожиданно понял, что ему тоже не мешало бы побыть одному. Наверное, усталость сказалась на них обоих. Будет лучше заняться работой, тем более, что новый проект уже требовал его личного участия.
Марк ожидал, что неделя будет бурной, но внезапно поездка в Калининград сорвалась из-за проблем у заказчиков. В пятницу дела закончились до обеда, но он еще пару часов смотрел документы.
В конце концов Марк осознал, что тупит. Чего ради сидеть и делать вид, будто что-то делаешь? Эх, куплю картуз и поеду за границу, вспомнил он фразу из любимого мультика про Емелю. Почти бегом он вышел из офиса, заехав домой, резво собрался и уехал на дачу.
Вторая половина декабря, а снега еще не бывало. Сырость и черные деревья. Погода как всегда промозглая, но морозами и не пахло – только прелой листвой. Марк вдыхал любимый с детства запах и вспоминал их с дедом молчаливые прогулки по старому лесу рядом с домом.
Дед вообще говорил мало, особенно если мог без этого обойтись. Зато Марк мог болтать всю дорогу обо всем на свете, бегать по лесу, а вернувшись, снова говорить. Дед слушал всегда очень внимательно, без тени улыбки, словно внук говорил в самом деле что-то умное и важное. Как же Марк любил эту его сосредоточенную молчаливость…
Иной раз, когда он чем-нибудь тешил деда, тот, размякнув, называл внука «друг ситный», и Марк знал, что сейчас можно просить у старика все, что душе угодно. В эти моменты удавалось уговорить Петра на рассказ о семье, о судьбах далеких, по мнению мальчика, предков.
Марк подошел к крыльцу и удивился, увидев освещенные окна. На секунду затормозил перед террасой и наконец вспомнил, что Ниночка, кажется, хотела нанять кого-то убрать в доме. Марк оглянулся, ища глазами садовника, или как там? Рабочего по саду? Сад был пуст, но в доме шуровали вовсю. Черт! Он тогда зачем приперся! Ревизором что ли? Ходить, выискивать косяки и пальчиком тыкать?
Потоптавшись на крыльце, он было решил убраться восвояси, но вместо этого решительно потянул ручку двери. В холле горел свет, но звуки доносились из соседней с ним кухни. Гремел телевизор или, может, плейер, выл пылесос и примешивался еще какой-то свист. В общем, Содом и Гоморра! Марк открыл рот, чтобы явственнее обозначить свое присутствие, но дверь неожиданно бахнула позади него, закрываясь. Все стихло мгновенно, только свист не прекратился, а, казалось, лишь усилился. Незваный хозяин решительно прошагал на кухню. В центре, как определил про себя Марк – «посередь двора», стояло существо и смотрело на него, выставив перед собой трубу пылесоса. На плите бешено свистел чайник. Марк молча подошел и выключил газ, избавив чайник от неминуемой гибели. А затем повернулся к странному существу, смотревшему на него из-под надвинутой на лоб шапки.
– Здравствуйте, я хозяин дома.
Вышло в точности как «здравствуй, Маша, я Дубровский». Марк уже начал беситься навроде чайника, но существо неожиданно мягким грудным голосом сказало:
– Здравствуйте, Марк Андреевич. Я уборщица.
Марку кивнул, заметил, что чайник надо выключать, и пошел в спальню, обронив у порога, что приехал поработать, мешать не станет, будет у себя.
На том и расстались.
Вечер он провел в одиночестве и, слава богу, в тишине. Просидев за компьютером часа три, он наконец закончил ковыряться в документах и спустился вниз выпить коньяку. Чудной тетки нигде не было видно. Он открыл дверцу посудного шкафа и подвигал бутылки. Генрих Исаакович любил хороший коньяк и всегда держал в квартире и на даче несколько бутылок. Одни чуть початые, другие почти пустые. Марк вдруг понял, что пить ему совсем не хочется, поднялся наверх и просто лег спать.
Утро явно собиралось быть мудренее вечера. Марк проснулся рано, но чувствовал себя отдохнувшим. Он всегда хорошо спал в этом старом доме, который несмотря на многочисленные перестройки, расширения и углубления, продолжал упорно сохранять ауру классической профессорской дачи начала двадцатого века. Та часть, где был кабинет хозяина дома, любезно отданный под нужды зятя, к счастью, улучшениям не подвергалась. Большая квадратная комната с балконом, старой мебелью и огромным письменным столом очень нравилась Марку. Ниночка любила жить в новой каменной пристройке, где были высокие потолки, дизайнерская мебель и система «умный дом». Ей не нравился запах деревянного здания, она уверяла, что там воняет «старыми мокрыми мышами и продуктами их жизнедеятельности». Марк хохотал, но ночевал в кабинете, с его низкими потолками и стенами «в обойчиках».
Хотелось сыру и кофе. Марк натянул толстый свитер и как есть, в трусах и тапках спустился на кухню. Предвкушая дивный ранний завтрак, нашел в холодильнике твердый сыр, откромсал от него порядочный кусок, положил на ломоть подсохшего бородинского хлеба и приготовился налить огроменную кружку растворимого кофе. Еще и сливок добавить побольше.
Сглотнув голодную слюну, Марк обернулся в поисках любимой, не факт, что вымытой с прошлого раза, кружки. В дверях торчала давешняя странноватая тетка и смотрела на него, натянув на рот воротник свитера.
После Агата рассказывала ему, какое неизгладимое впечатление произвел на нее его вид. Бабушка Фая называла семейные трусы «распашонками» за их необычайную ширину и просторность. Агата даже не предполагала, что такой мужчина, как Марк, носит деревенские труселя, да еще расхаживает в них по местам общего пользования. Она боялась заржать в голос, поэтому торопливо спрятала готовый засмеяться рот в воротник. Эпизодец был комический, но именно в этот момент ее страх перед Марком исчез. Глядя на растерянного начальника, Агата вдруг почувствовала спокойствие и даже непонятное умиротворение.
– Можно я ведро заберу?
Марк кивнул. Тетка сгребла тряпки, ведро, перчатки, бутылки со всякими моющими средствами и не торопясь удалилась. Ну, и как он мог забыть, что в доме посторонний человек? Стареет, что ли?
Поел Марк только после того, как надел джинсы, носки и причесался. И тут спохватился, что не поинтересовался, ела ли уборщица. Обнаружив ее в туалете оттирающей унитаз, он голосом наследного лорда предложил не стесняться и брать все, что найдет в холодильнике. Уборщица посмотрела на него, как ему показалось, надменно и ответила, что с его стороны это очень любезно.
Весь день тетка его раздражала. Она шуровала по всему дому, чистила, мыла, скребла и все это делала слишком громко. Причем больше всего бесило то, что делала она все руками, ползая на коленках. Проходя мимо, Марк небрежно заметил, что в доме полно всяких приспособлений для облегчения труда уборщиц. Странная женщина снова, как утром, посмотрела на него надменно и спокойно ответила, что непременно воспользуется «приспособлениями» в следующий раз, а сейчас придется мыть по старинке, на карачках, потому что дом очень запущен, грязи много и если не выгрести из всех углов, то результат уборки будет сомнительным.