Хозяин морей. Командир и штурман - Патрик О'Брайан

— Клятвами? Вы имеете в виду присягу? Нет. Это касается только лейтенантов. Вы отправляетесь в Адмиралтейство, вам зачитывают бумагу, где говорится о необходимости соблюдать верность трону, о могуществе империи, о полном непризнании Папы Римского. Вы чувствуете торжественность момента и произносите: «Даю в сем клятву», а малый за конторкой говорит: «Это обойдется вам в полгинеи», — и знаете, у вас тотчас пропадает ощущение торжественности. Но это касается лишь строевых офицеров, врачи назначаются приказом. Думаю, вы-то не станете возражать против принятия присяги, — произнес Джек с улыбкой, но, почувствовав, что замечание прозвучало неделикатно, затрагивало личность его гостя, продолжал: — Я служил с одним умником, который дошел до того, что стал отвергать любой вид присяги. Он мне не нравился тем, что то и дело мял свою физиономию. Мне кажется, это было от нервов, и, видно, привычка эта его подбодряла. Однако всякий раз, когда вы смотрели на него, он или засовывал себе в рот палец, или сдавливал себе щеку, или перекашивал подбородок. Разумеется, это пустяки, но когда постоянно, изо дня в день, находишься с ним в одной кают-компании, такое поведение начинает утомлять. Среди младших офицеров или в лазарете еще можно сказать: «Ради бога, оставь свое лицо в покое», но в кают-компании приходилось терпеть его ужимки. Он пристрастился к чтению Библии и из этого чтения заключил, что клясться грешно. Когда устроили дурацкий суд над беднягой Бентамом, его вызвали в качестве свидетеля и он наотрез отказался присягать. Старику Джарви он объяснил, что это противоречит Евангелию. Все могло сойти с рук, имей он дело с Гамбье или Сомаресом, но старик Джарви ему не спустил. Беднягу, к сожалению, списали. Признаться, я его не любил, да и пахло от него, но он был неплохой моряк и никому не причинял вреда. Вот что я имею в виду, когда говорю, что вы не стали бы возражать против присяги — вы же не фанатик.

— Разумеется, я не фанатик, — отозвался Стивен. — Воспитал меня философ, и я, в известной мере, проникся его скептицизмом. Он бы назвал присягу детской забавой — бесполезной, хотя и безвредной, если она добровольна. Присяги следует избегать, если ее вам навязывают. Но в наш век немногие, даже среди вас, морских волков, откажутся от сыра, который надо достать из мышеловки.

Наступила продолжительная пауза, во время которой принесли чай.

— Чай вы пьете с молоком, доктор? — спросил Джек.

— Если можно, — отозвался Стивен, который о чем-то задумался, уставившись в пустоту и сжав губы в беззвучном свисте.

— Я бы хотел… — начал было Джек, но Стивен его прервал:

— Принято считать, что проявлять себя в невыгодном свете — это признак слабости или даже неразумности. Но вы говорите со мной с такой откровенностью, что я не могу не последовать вашему примеру. Ваше предложение чрезвычайно соблазнительно. Если не учитывать соображений в пользу такого решения, о которых вы сообщили столь предупредительно, дело еще и в том, что здесь я нахожусь в крайне стесненных обстоятельствах. Пациент, которого я должен был обслуживать до осени, скончался. Насколько мне известно, человек он был состоятельный — у него имелся дом на площади Меррион. Но когда мы с мистером Флори стали осматривать его имущество, прежде чем опечатать его, мы ничего не нашли — ни денег, ни векселей. Его слуга сбежал, что может объяснить этот факт, однако его друзья на мои письма не отвечают, а война отрезала меня от моего небольшого имения в Испании. И когда я вам сказал некоторое время назад, что давно так хорошо не ел, я говорил это не из пустой вежливости.

— Какой кошмар! — воскликнул Джек. — Мне страшно жаль, что вы оказались в таком затруднительном положении, и если из-за res augusta[20]у вас сложности с наличностью, надеюсь, вы позволите мне… — С этими словами Обри полез в карман панталон, но Стивен Мэтьюрин, улыбаясь и качая головой, проговорил:

— Нет, нет, нет. Но вы очень добры.

— Мне, право, жаль, что вы оказались в таком затруднительном положении, доктор, — повторил Джек Обри, — я испытываю нечто вроде стыда из-за того, что воспользовался им. Но моей «Софи» нужен врач. Морякам нравится, когда с ними хоть кто-то может нянчиться. Они любят, когда им выдают какие-то снадобья, и судовой экипаж, в котором нет пусть даже самого неотесанного лекаря, — несчастные люди. Кроме того, вот вам ответ на ваши денежные затруднения. Для такого ученого человека, как вы, жалованье мизерное — пять фунтов в месяц, и мне даже стыдно называть такую сумму. Но зато есть возможность получать призовые деньги; кроме того, имеется дополнительный приработок наподобие «дара королевы Анны» и добавочных сумм при лечении больных оспой. Они высчитываются из их жалованья.

— Что касается денег, то я не очень забочусь о них. Уж если бессмертный Линней смог преодолеть в Лапландии пять тысяч миль, имея в кармане всего двадцать пять фунтов, то наверняка на это способен и я… Но это действительно возможно? Ведь наверняка должно быть какое-то официальное назначение? Форма? Инструменты? Лекарства?

— Теперь, когда вы вдаетесь в такие тонкости, я поражаюсь тому, как удивительно мало я знаю, — отозвался с улыбкой Джек Обри. — Храни вас Господь, доктор, но мы не должны допустить, чтобы нам мешали такие пустяки. Официальное разрешение военно-морского министерства иметь вы должны, я в этом уверен. Но я знаю, что адмирал выдаст вам временный приказ, как только я попрошу его об этом. И сделает это с удовольствием. Что касается формы, то у морских врачей она ничего особенного собой не представляет, хотя обычно они носят синие мундиры. Что касается инструментов и прочего, то положитесь на меня. Думаю, что из госпиталя пришлют на борт судна набор инструментов. Об этом позаботится мистер Флори или кто-нибудь из тамошних хирургов. Однако в любом случае тотчас отправляйтесь на судно. Приходите, когда вам будет угодно. Приходите, скажем, завтра, и мы вместе отобедаем. Даже на получение временного приказа понадобится какое-то время, поэтому в этом плавании вы будете моим гостем. Комфорта не ждите — сами понимаете, на бриге тесновато. Зато приобщитесь к жизни военных моряков. А если вы задолжали наглому домохозяину, то мы мигом обломаем ему рога. Позвольте, я вам налью. Я уверен, «Софи» вам понравится, потому что она чрезвычайно располагает к философии.

— Разумеется, — отвечал Стивен. — Что может быть лучше для философа, изучающего человеческую натуру? Объекты наблюдений собраны вместе, они не могут избежать его пытливого взгляда. Все на виду: их страсти, усиленные опасностями войны и профессии, изоляция от женщин, необычный, но однообразный рацион. И, несомненно, пламя патриотизма, пылающее в их сердцах, — добавил Стивен, поклонившись Джеку. — Признаюсь, какое-то время в прошлом я больше интересовался криптограммами, чем жизнью своих ближних. Но даже в этом случае судно должно представить пытливому уму весьма богатое поле для исследований.

— Причем весьма поучительное, уверяю вас, доктор, — отозвался Джек. — Как же вы меня осчастливили: лейтенантом на «Софи» будет Диллон, а судовым врачом — доктор из Дублина. Кстати, вы земляки. Возможно, вы знакомы с мистером Диллоном?