Борджиа - Мишель Зевако

– Ну, – проговорила она, – кажется, речная нимфа вас напугала, шевалье?

– Синьора, – ответил Рагастен, не слишком осознавая свои слова, – я боюсь только одного: чтобы это видение не испарилось…

– А что вы делаете в этих отдаленных местах? – спросила ради приличия девушка.

– Искал вас! А вы, синьора?

– Ждала вас, – в тон ему ответила девушка.

Рагастен даже вскрикнул от радости. Одним прыжком он преодолел ручей, их разделявший, и хотел уже броситься к ногам юной синьорины, но та жестом, полным изящного достоинства, остановила его.

– Я поджидала вас, шевалье, – повторила она взволнованно, – потому что увидела в вас, не знаю отчего, человека, которому можно довериться… Или я ошиблась?

– О, нет, синьора, – сказал шевалье, отвесив почтительный поклон. – Нет, вы не ошиблись, поверив в человека, который, после того как он увидел вас, не мечтает ни о чем другом, как только встать на вашу защиту…

– А я и в самом деле нуждаюсь в защите. К несчастью!..

– Знаю, синьора.

– Знаете?

– Ваших слов было достаточно, чтобы понять это… Но я знаю еще и кое-что другое, и это заставило меня разыскивать вас…

– О чем же вы узнали? – удивленно воскликнула юная девушка, и в голосе ее послышались нотки страха.

– Сначала скажите свое настоящее имя! Я знаю, что вас зовут Беатриче, что вы – дочь графа Альмы…

При этих словах она побледнела и отступила, испуганно оглянувшись. В ее глазах читалось теперь недоверие.

– Успокойтесь, синьора, – пылко начал убеждать ее Рагастен. – Ваше имя никогда не слетит с моих губ.

Она приблизилась, все еще не переставая дрожать, и протянула руку, к которой шевалье жадно прильнул губами.

– Простите меня, синьор… Я ведь окружена ловушками и врагами… Имя мое и в самом деле надо держать в секрете, и я испугалась, когда оно стало известно… Будь то даже такой преданный и смелый человек, как вы!

– Совершенно случайно я узнал этот секрет… Признаюсь, впрочем, что это был несчастный случай…

– О чем вы хотите сказать?

И тогда Рагастен пересказал ужасную сцену, при которой ему довелось присутствовать, и дословно повторил мрачные слова, сказанные умирающим в Тибре.

– Я погибла, – прошептала девушка.

– Клянусь Солнцем, освещающим нас, – воскликнул Рагастен. – Клянусь, что дни несчастного, заставившего вас плакать, сочтены, если только вы откроете мне его имя…

Примавера покачала головой и содрогнулась. Потом пристально посмотрела на шевалье.

– Хорошо, – вдруг сказала она. – Вы всё узнаете!.. Но не сегодня… и не здесь!.. Назначаю вам свидание в пятницу, в час ночи, на Аппьенской дороге… Отсчитайте по левую руку от себя двадцать две гробницы… у двадцать третьей остановитесь. Подойдите к ней и тому, кто вам скажет «Рим», ответьте: «Любовь!»… Тогда, шевалье, вы узнаете, сколь могущественны мои враги.

Шевалье приложил руку к сердцу, готовому выскочить из груди, и собирался ответить. Но Примавера, легкая и грациозная, уже скрылась в густых кустах.

Задумчивый, терзаемый тысячами мыслей, шевалье взнуздал Капитана, вывел его из леса и вскочил в седло. Потом он доехал до Римской дороги. Но то малое, что он знал, и то большое, о чем догадывался, заставило его быть острожным. Шевалье направился в объезд и только к вечеру вернулся в город совсем в другие ворота, нежели те, из которых выехал.

Ранним утром следующего дня Рагастен облачился в свой ослепительный костюм и приготовился к визиту в замок Святого Ангела. Он уже собрался выйти на улицу, как увидел толпу простолюдинов, которые, смеясь и громко болтая между собой, двигались в одном направлении.

– Куда это они идут? – спросил он у хозяина, почтительно придерживавшего стремя.

– К Святому Петру, синьор.

– К Святому Петру? А сегодня что, праздник? Пасха вроде прошла, до Троицы еще далеко.

– Однако церемония состоится. И какая! Говорят, она будет величественной. Сегодня хоронят монсиньора Франческо Борджиа, герцога Гандийского, которого подло убили…

– Убили?..

– Увы, да! Нашли его труп с кинжальным ранением.

– А где нашли труп? – поинтересовался Рагастен.

– В Тибре!.. Всего в трех сотнях шагов отсюда…

– В Тибре!..

– Бандиты не удовлетворились тем, что убили бедного синьора; они выбросили его тело в реку, надеясь, что течением труп вынесет в море.

– Стало быть, труп нашли в Тибре! – перебил Рагастен.

– Как я уже имел честь сказать вам, в трехстах шагах отсюда!.. Находку эту сделали вчера утром, всего через час после того как вы покинули отель.

– Есть подозрения насчет убийцы?

– Арестовали дюжину римлян, имеющих скверную репутацию… Ясно, убийц найдут, потому что поисками руководит лично монсиньор Чезаре.

– Спасибо за разъяснения, дорогой синьор Бартоломео.

– А вы знаете, синьор шевалье, что шепотом говорят люди?

– И что же? – поинтересовался вскочивший в седло Рагастен, наклоняясь к луке.

Но Бартоломео внезапно умолк. Он вдруг вспомнил, что шевалье как раз накануне принимал Джакомо, интенданта Веселого дворца. По всей видимости, шевалье был другом семьи Борджиа. И он испуганно поглядел на Рагастена.

– Ничего! – пробормотал он. – Ничего не говорят…

– Ладно, я вам подскажу, о чем говорят!.. Люди считают, что Веселый дворец стоит слишком близко к Тибру, в котором нашли тело герцога… Не так ли?

Бартоломео стал пунцовым, потом побледнел от ужаса.

– Я ничего не слышал, ваше превосходительство… Ничего, клянусь вам! Я ничего не говорил, ни о чем не судачил, ничего не знаю…

Шевалье ехал шагом к замку Святого Ангела через площадь Святого Петра. На эту мощеную площадь со всех сторон вливались потоки людей и сталкивались в темных водоворотах. Новость о смерти Франческо Борджиа взволновала многих.

Рагастен наблюдал за толпой, медленно расступавшейся пред грудью Капитана. Глухой ропот будоражил толпу; он витал над головами подобно тяжелым всплескам волн на поверхности моря перед приближающейся бурей. В некоторых группках слышались призывы отомстить за смерть Франческо. И при словах об отмщении взгляды обращались к замку Святого Ангела. По всей очевидности, эти взгляды угрожали Чезаре.

Занятый услышанным и увиденным, Рагастен не обратил внимания на человека – клирика, монаха! – переходившего от одной группки к другой. Кому-то он что-то нашептывал, кому-то делал какие-то знаки. Этим монахом был дон Гарконио.

Чем он был занят?