Барашек с площади Вогезов - Катрин Сигюрэ

Я потратила на него в общей сложности пять тысяч евро. Точно я не считала, и на самом деле мне плевать, потому что возиться с Адриеном доставляло мне удовольствие. Мне делалось больно, когда я вспоминала его налитые кровью роговицы, и бесполезно искать соломинку в моем глазу, в то время как в вашем – целое бревно, если применять офтальмологическую метафору. Именно это я и скажу в суде. Чтобы доказать, что чокнутые не могут разводить барашков. А я – не чокнутая.

Кстати, у меня появилась блестящая идея – вызвать психиатра на нашу Генеральную Ассамблею, как вы называете между собой собрание собственников. Иногда мне кажется, что эта Генеральная Ассамблея пахнет наркотиками. И к этому запаху примешивается запах нафталина. Май 1968 года, Сорбонна, пестрящая лозунгами, написанными на накрахмаленных буржуазных простынях. Как же давно это было, и я не исключаю, что кто-то из вас выходил тогда на улицы. Неслучайно я сказала выше, что лозунги писались на буржуазных простынях. Вы уже и забыли, вероятно, что когда-то были молодыми. От ваших дискуссий исходит запах старческой мочи и хосписа. Без помогли медицинского персонала мне вас не убедить. Но я все равно намерена взять себе барашка, даже если вы призовете все силы правопорядка, чтобы изгнать это бедное животное с площади Вогезов.

Я не раз представляла сцену изгнания моего барашка в духе military – с применением насилия, но без излишеств, с помощью лассо. Но я не об этом. В газете «Паризьен» я прочитала одну очень важную мысль: для уверенности в своих действиях надо приобрести друзей. (На самом деле мысль избитая, но когда выхватываешь ее свежим взглядом, она кажется гениальной.) Таким образом, у меня появилась идея завести в Фейсбуке страничку «В поддержку парижского барашка». Я заранее предвкушала успех, потому что кто же примет сторону «богачей» (а такими в глазах большинства выглядят мои соседи) против невинного барашка?

Я сидела дома и ждала доктора, который, как я надеялась, заставит моих соседей услышать голос разума и в то же время успокоит меня. Пока его не было, я писала в Фейсбуке о том, что меня тревожило. А тревожило меня то, что часто глупыми считаются люди, которые славятся своим здравым смыслом. Парадокс? Парадокс, да. Но я всегда гордилась своим здравым смыслом и потому ломала себе голову: а можно ли меня считать глупой? Вероятно, да, потому что барашка еще не было, а воображение уже рисовало картины, как соседи барабанят в мою дверь, потом вламываются и требуют, чтобы я отдала им свою скотинку. Мои соседи тоже гордятся своим здравым смыслом Значит, они глупы, а глупые люди опасны.

Я ждала доктора Манюэля Берже. О нем я ничего не знала и выбрала его исключительно из-за фамилии[5]. Я собиралась привести его на собрание инкогнито, пользуясь тем, что мои соседи давно уже привыкли к тому, что «всегда есть люди, которые ходят туда-сюда». Сами нарвались, я не виновата, что они не захотели стать моими друзьями.

С доктором Берже я разговаривала по телефону. Мне не хотелось раскрывать ему всех деталей, но я сразу сказала, что он должен принять мою сторону. Я также назвала ему «нескольких возможных сторонников». «Возможных» – потому что вовсе не факт, что они готовы лояльно отнестись к моему барашку.

Он некоторое время поколебался, но обещанные пятьсот евро в мелких купюрах его вдохновили, да и адрес «площадь Вогезов» не меньше. В конце концов он согласился, а я в который раз подумала, что хруст купюр одним прочищает мозги, а других заставляет терять голову.

Наши собрания обычно проходят в помещении для садового инвентаря, где также стоят восемь школьных парт с углублениями для чернильниц – никто уже и не помнит, откуда они здесь взялись. За эти парты и рассаживаются совладельцы – и сразу уносятся в другую эпоху, если иметь в виду те глупости, которые тут высказывают.

Простите, что не сделала этого раньше, но расскажу вам о планировке нашего особняка. Он состоит из трех частей, соединенных между собой. Основной корпус – в центре, он выше других на один этаж. На первом этаже живут мадам и месье Жуффа, на втором – семейство Симон, на третьем обитает мадам Ревон. В левом двухэтажном крыле на первом этаже живу я, на втором – Манон и Поль, а по соседству с ними Ванда, они делят апартаменты. На первом этаже в правом крыле обитает американка миссие Барт, и на всем пространстве второго этажа – толстуха Наташа Лебрас.

Теперь внимание: когда я покупала квартиру в этом доме, мне объяснили, что на заседаниях нашей Генеральной Ассамблеи нужно сидеть «в порядке расположения квартир». Я согласилась, хотя сначала не поняла, что к чему. Но потом, увидев отведенное мне место, успокоилась. Я должна была сидеть слева, как настоящая бунтарка-левачка. Если и вы ничего не поняли, сделайте чертеж.

Но сидеть все время на одном месте… Нет, это не по мне. Паршивая овца сообщества домовладельцев должна перемещаться по пастбищу! Бывало, я садилась на месте мадам Ревон, великодушно уступая ей свой партер, в конце концов, она заслуживает этой чести. Быть настолько старой и все равно спускаться вниз на собрания – это восхитительно! В отсутствие четы Жуффа (такое бывало) я усаживалась на их место. Когда я нервничала, я царапала дерево парты, а потом, возвращаясь домой, выковыривала ДНК Эрика, отцарапанные моими ногтями. Я повсюду находила поэзию, а к Эрику я все еще испытывала нежность. Посидеть за его партой – как это мило.

Мадам Симон, более обеспокоенная своими фантазиями, чем жизнью собственного сына, с обиженным видом бросила мне однажды: «С тех пор как вы здесь появились, все парты у нас стали скрипеть!» Я ответила ей, что лучше скрипучие парты, чем электрические стулья, – и прыснула со смеху. Но она даже не улыбнулась, мегера. Не хочу пускаться в легковесную критику, но надеюсь, что когда я достигну ее возраста, то по крайней мере не покроюсь морщинами, как она.

За всеми этими рассуждениями я совсем забыла о докторе Берже. Услышав мое предложение прийти к нам на собрание, он помолчал, а потом сказал, что перезвонит. Решение он принимал часа два, не меньше. Но все-таки пришел, и теперь сидел рядом со мной на моей законной парте. Мне понравилось, что он внимательно слушает пациентов… простите, моих соседей. Когда дело стало двигаться к концу, он спросил, может ли он выступить публично.

– Чтобы вызвать скандал? – спросила я шепотом.

Мне бы хотелось избежать этого. Скандал – это мой конек.

Он заверил меня, что никакого скандала не будет, и стал набрасывать на бумажке тезисы своего выступления.

По моей просьбе ему дали слово. Он начал с проблем экологии, потом перешел к проблемам добродетели, которая еще с библейских времен благотворно действует на каждого. Уболтав присутствующих, он заговорил о барашке и, более широко, о всех представителях животного мира. Мои соседи молча слушали его, кое-кто из них даже кивал в такт. Но все было испорчено, когда он заявил:

– Жилой дом – это человеческий организм. Я говорю о воде, без которой не было бы тела, я говорю о газе, который ассоциируется с дыханием, я говорю об электричестве, символизирующем наши нервные импульсы, так почему бы нам не поговорить об отработанных веществах организма?