Низкий голос любви - Жоан-Фредерик Эль Гедж

Он разыскивает желанное имя на табличке интерфона, прочитывает всю колонку, наконец находит – желтыми буквами на черном фоне: Данжеро.[1]Он нажимает кнопку звонка. Она ответила только «Да», но он ее узнал. «Сегодня света нет». Табличка на двери лифта его отпугнула, и он идет по лестнице, где витает запах фиалки, и подошвы скрипят на начищенных ступенях, по которым он поднимается, перешагивая через две. Не доходя до последнего этажа, он дает себепередышку. Звонит в дверь – безрезультатно. Нажимает снова. Звонка опять не слышно. Он стучит в дверь, над маленьким деревянным прямоугольником, в который просунута этикетка с опасной фамилией.

Он ждет, чтобы она открыла, но за дверью тишина. Когда стучишь в дверь женщины, важно правильно дозировать силу. И вдобавок квартира Клер – терра инкогнита. Каково пространство между согнутой фалангой пальца, стучащей в дерево двери, и надушенным ушком, ждущим с другой стороны? Артур замечал, что люди совсем не вслушиваются в окружающее их пространство. А он, наоборот, страдает гипертрофией слуха: даже шорох листка бумаги, скользнувшего по полу может его разбудить. Хотя это качество мешает ему ночью, оно полезно днем; но ему хотелось бы выбирать то, что он слышит, так же как можно выбрать то, что видишь, отворачивать слух, как отворачивают взгляд, закрывать уши, как закрывают глаза.

Он ждет. Он уже собирается постучать вновь, когда слышит щелканье замка. Вначале он видит у ног Януса, поднявшего на него серые глаза. И бледно-зеленое лицо Клер, намазанное глиной, на котором выделяются ясные глаза, показывается в приоткрытой двери. У кота и хозяйки одинаковые глаза – цвета озера – серого, темного, спокойного, ледяного и глубокого. Пятки вместе, Янус вьется вокруг лодыжек, Клер сторонится, чтобы дать ему войти, поворачивается на каблуках, уходит неслышно, словно босиком. Кот бежит перед ней, задрав хвост. Артур провожает их взглядом. Он видел эту женщину только по вечерам. И теперь видит ее при дневном свете. Что изменилось между этими двумя картинами? Она повернулась так, что ему видны только спина и гладкие волосы, и обращается к нему, не оборачиваясь: «Дверь не закроете?» Он тихо прикрывает дверь.

У нее в квартире очень светло. Последний этаж, окна выходят прямо в небо. Первая комната пуста: ствол березы, бледный, спиленный на высоте человеческого роста и покрытый абажуром из рисовой бумаги; а еще корейский столик для письма и ваза с крупными белыми лилиями, несущая стражу У корней дерева-лампы. Она стоит в центре комнаты, обращает к нему растерянный профиль. «Хотите посмотреть мою спальню?»

Вопрос попал в яблочко. Она хитро улыбнулась. Вокруг глаз и рта потрескалась зеленая глиняная маска. Она прошла вперед и непринужденным жестом повернутой к потолку ладони показала ему помещение. «Вот видите, стоит мне отлучиться, как все рушится».

В комнате полная разруха. В середине останки кровати под массой кирпичей и цементной крошки; четыре ножки подломились, и постель похожа на раздавленного камнем паука. Пол побелел от штукатурки и усыпан осколками. Металлическая маска на стене припудрена пылью. Артур поднял глаза: через дыру в потолке, рядом с несущей балкой, виден грязноватый треугольник голубого неба.

– Среди ночи обрушилась труба. Если бы я не была «совой», я бы погибла. Вот видите, ночные загулы могут спасти.

– Вас защищает ваш перстень.

– Подождете меня минутку в гостиной?

Не дожидаясь ответа, она поставила диски и исчезла. Минуту спустя она вернулась без маски. Они уселись за низкий корейский столик розового дерева. Он сидит на кожаном складном табурете из бедуинской палатки. Напротив него Клер на коленях на подушечке, поджав под себя ноги. Она наливает чай в две японские чашечки лакированного дерева, не отводя взгляд от Артура и не пролив ни капли. Картину осложняет еще одна пара глаз. Янус сидит слева от нее, на расстоянии менее метра. Артур вежливо кивает своему бывшему постояльцу. Кот медленно закрывает и вновь открывает глаза. Артур принимает это подмигивание за знак согласия – ошибочно.

– Чья это фамилия такая опасная? – поинтересовался он.

– Данжеро – фамилия моей подруги и коллеги, которая уехала за границу. Квартира была уже меблирована, я въехала сюда совсем недавно и пока не успела сменить табличку.

Она говорит, и слова подстерегают взгляд слушающего мужчины. Он внимателен, он отвечает на ее знаки внимания, но она держится на расстоянии. На этом расстоянии Клер лучится молчанием. Фарфоровым молчанием, твердым, просвечивающим, холодным. Эти затмения – первые рифы ее берега. Артур их не остерегся.

Он подпрыгнул: из спальни донеслось кошачье шипенье и фырканье. Клер сухо произнесла что-то на языке, который Артур узнал не понимая. Шум прекратился.

– Это вы по-венгерски?

– Это пословица.

Своим низким голосом она повторила фразу, состоящую из жестких согласных и бархатных гласных, и перевела на французский: «Если он тебе друг, врагов тебе не надо».

– Ведь между Янусом и вами именно такие отношения? Правда, вам трудно общаться сживотными.

Артур чувствует чье-то присутствие сбоку, справа. Янус вернулся, но с другой стороны, с другим взглядом. Артур смягчил свой ответ соответственно ситуации.

– Одна из основательниц нашей профессии, врач, мадам Борель Мэзонни, держала шимпанзе. Ее дочь, продолжившая ее дело, разводила дома ящериц. Вот видите, в нашем ремесле животные – давняя традиция. Кроме того, Янус не такой, как все. К нему легко привязаться.

– Как вы учтивы. Но не надо принуждать себя.

Бирманец молчаливо поддакивает ей, прикрывая глаза.

Вечером, когда закончилась их беседа наедине, она провожает его на улицу. У подворотни она по-дружески протягивает ему руку и провожает гостя взглядом. Он открывает дверь машины, в последний раз машет ей рукой. Тогда она подходит к нему, поправляет прядь за ухом, гладит ладонью капот кабриолета. Кожа скользит по холсту.

– Можно?

Сразу же он открывает ей дверцу и она занимает место. Он хотел обойти автомобиль спереди, но передумал и дал задний ход. Он страшится ее взгляда. Он садится, положив одну руку на руль, и вставляет ключ в зажигание. В эту секунду ему нужен этот решительный жест. Клер опускает солнцезащитный козырек, поправляет челку перед зеркальцем, нарушает молчание очередной своей неожиданной просьбой.

– Раз уж вы собираетесь изменить мой голос, расскажите мне о вашей жизни.

– К вашим услугам.

– Вы не должны говорить мне такие слова.

Артур аккуратно держит руки на руле; стоит жара. Монотонным голосом он рассказывает то, что заслуживает описания, и то, о чем следовало бы умолчать. Она слушает, сидя к нему в профиль, в неподвижной машине. Улица пустынна. Иногда несвежий ветерок, несущий запах мусорных баков, городской ветерок, уносит слова. Он говорит не для того, чтобы поговорить с ней, а для того, чтобы удержать ее. Клер собирает его слова в молчании. Кажется, что она остерегается, но не Артура, а его притягательности, которую она ощущает. И для Артура эта настороженность как магнит.