Город Желтой Черепахи - Павел Молитвин

— Так что же, это самоубийцы?

— Пей, у тебя плохо смазаны мозги. Лабиринт — это самый легкий путь избавления от земных страданий. Это новое рождение. Человек все помнит, но ни о чем не жалеет. Самоубийц мало — смерть страшна. Лабиринт дает чуть ли не бессмертие… Он зовет меня… Он давно зовет меня, и я устал сопротивляться. Зачем?

Чанси надолго затих, глядя куда-то поверх меня. Я пригубил вино, пытаясь осознать услышанное. Чанси говорил бессвязно, и все же…

— Ты видел, сколько добра собрали мои мародеры? Они хотят вернуться на родину и стать богатыми, уважаемыми людьми. О! Этот Город можно грабить долго, его сокровища не вывезти и на сотне кораблей. Но зачем их везти? Многие, сделав состояние, уехали отсюда, когда кораблям еще ничего не угрожало. А теперь… Разве куплю я на все собранные здесь богатства новую жизнь? А Лабиринт продлит ее в пять раз бесплатно!.. Это будет не человеческая жизнь… К тому же они счастливы… Все забыть… — Чанси обнял ладонями бокал и замолчал, уставившись в стол.

В комнате стало совсем темно, и я не заметил, как из-за одной из портьер появилась высокая стройная женщина в длинном темном платье. Она прошла за спиной Чанси, и тут же одна из занавесей, укрепленных, как мне казалось, на стене, ушла в сторону, превратив узкое окно в широкий проем, ведущий на балкон. В комнату хлынул лунный свет.

Чанси поднял голову, посмотрел в звездный простор и сдавленным голосом продекламировал:

Как рано темнеет,

Как быстро кончается жизнь…

— Отец, ты опять… — начала женщина и замолкла.

Не ответив, Чанси наклонил над своим бокалом украшенный драконами кувшин.

— Принести свечи? — Женщина смотрела на меня, и глаза ее загадочно мерцали в лунном свете. Узкое белое лицо, удлиненное высокой прической, казалось таинственным и прекрасным.

— Это госпожа Сихэ, моя дочь. — Чанси сделал ударение на слове «госпожа» и едва заметно улыбнулся. — Спасибо, нам не нужны свечи. Темнота беседе не помеха.

Женщина поклонилась и исчезла — словно растворилась во мраке.

— Госпожа Сихэ… — Чанси отхлебнул из бокала еще глоток. — Она тоже бредит Лабиринтом, но не смеет говорить об этом при мне… Зачем ты пришел сюда, человек?

— Меня послали в Город люди с побережья.

— Какие люди?

— Купец Эрфу и какой-то старик, его зовут Лэй.

— Эрфу? Жив еще, значит. Мои слуги надеются вернуться на родину, а у него давно уже все разбежались. Небось приглашал к себе в помощники?

— Приглашал. После того, как побываю в Городе.

— Смотри-ка ты, осторожничать стал. И еще на что-то надеется. Будто кто-то может избежать чар Лабиринта. Чудак! Все его работники, нанятые из Пришедших, сбежали, а он продолжает вербовать новых.

— Почему же он сам не ушел в Лабиринт?

— Уйдет, куда ему деться.

— А почему эти, шуаны и шапу, радовались гибели корабля?

Чанси пожал плечами.

— Они не радовались. Они не умеют радоваться. После гибели очередного корабля они собирают выброшенные морем вещи и меняют их у рыбаков на рыбу и одежду.

— А кто такие рыбаки?

— Это люди, живущие в поселке на юге острова. Только они еще могут сопротивляться Лабиринту. Потому что не утратили веру.

— Во что?

— А, — Чанси слабо махнул рукой, — они по старинке поклоняются Солнцу, веруют в Огненную Черепаху. — И с тоской в голосе добавил: — Но они хоть во что-то верят…

— Почему же они сами не берут необходимые вещи в Городе?

— Город для них табу. Их старейшины боятся отпускать сюда рыбаков, иначе те уйдут в Лабиринт.

— И вера не поможет?

— У них вера не в сердце — у них вера является законом.

— А шуаны и шапу? Зачем им ждать гибели корабля? Ведь они тоже могут взять в Городе все, что нужно для мены?

— Они и берут. Каждый берет где ему ближе: горожане — в Городе, жители Гавани — на побережье. Да им ведь много и не надо. Гибель корабля для них скорее развлечение, чем статья дохода. Они ведь могут обходиться и без одежды, и без рыбы. Фруктов в лесах хватит на всех.

Чанси допил содержимое бокала и поднялся со стула. Покачнулся, но на ногах устоял. Лицо его искривила гримаса.

— Который уже день борюсь с собой. Который день… Вино уже не помогает. Лабиринт зовет меня… Мне хочется стать совсем другим и жить долго-долго. — Опираясь о стол, он двинулся к балкону. — Во мне словно два человека сидят. Одному хочется в Лабиринт, хочется измениться, забыть обо всем и жить долго, беззаботно, беспечально. Жить так, как растет трава, как растут деревья. О, Лабиринт — это искушение! А другой — другой ненавидит эту проклятую гору, отнимающую у человека все человеческое и дающую взамен долголетие и равнодушие черепахи… Эта гора убила Город, она убивает остров… Поверь, если так пойдет дальше, она убьет все человечество. Ведь люди плывут сюда… Пойдем, подышим воздухом.

Мы вышли на балкон, Чанси — пошатываясь и опираясь о стены, я — следом за ним.

— Смотри, ни одного огонька. — Он махнул рукой.

Под нами чернела тьма. Луна скрылась за тучу, и только редкие звезды сияли на небе. Чанси облокотился на невысокую балюстраду и продолжал бормотать себе под нос, не обращая ни малейшего внимания на мое присутствие:

— Лабиринт… Это сильный магнит. Человеку не устоять… Бифэни, цилини… Чем плоха их жизнь? Даже они… Страх смерти… Стоит ли жизнь того, чтобы… Нет, человеку не устоять…

Он закрыл глаза и затих. Подождав минуту-две, я тронул его за плечо, опасаясь, что ему стало совсем плохо. Чанси вскинул голову, лицо его приняло осмысленное и даже надменное выражение.

— Это трудно. Трудно остаться человеком, когда рядом Лабиринт. Но мы должны оставаться людьми. Ты Пришедший, и тебе не понять, что значит двадцать лет жить на грани предательства самого себя. И главное, непонятно, что же я боюсь предать? Что значит быть человеком? И надо ли им быть? Но оставаться им надо. Двадцать лет! Ты не поймешь и, конечно, осудишь. Но главный-то судья себе я сам! — Чанси замолчал и выпрямился. Теперь он совсем не походил на человека пьяного или замученного мировой скорбью. — А вот и луна. Ты мой гость, но, может, не сочтешь за труд принести бокалы и кувшин с вином?

Я посмотрел на него с удивлением: только что этот человек еле языком ворочал и вдруг ожил, — кивнул и направился в комнату. Поставил на поднос кувшин и бокалы и вернулся на балкон, однако Чанси там уже не было. Я внимательно осмотрелся — деться ему было некуда: луна вновь ярко освещала и сам балкон, и гладкие поверхности примыкавших к нему стен. И тут меня поразила догадка: кажется, Чанси видел только один путь оставаться человеком и не поддаться Лабиринту… Поставив поднос на пол, я перегнулся через балконный парапет. Вгляделся в темноту. Так и есть.