Пятьдесят оттенков свободы - Эрика Леонард Джеймс

– Вот так, – рычит сквозь стиснутые зубы Кристиан. – Вот оно, детка, почувствуй!

Я как будто взрываюсь, и не один раз, но несколько; меня сотрясает очередь взрывов, и я кричу во весь голос, а меня разносит на кусочки оргазм, меня опаляет огненный всепоглощающий вал. Я выжжена, разбита и растерзана, слезы текут по лицу, меня сотрясает дрожь затихающей пульсации.

Все еще оставаясь во мне, Кристиан поднимается на колени, подтягивает меня к себе и изливается в мое еще дрожащее лоно. Здесь все смешалось, здесь ад встретился с раем, здесь гедонизм дал себе полную волю.

Кристиан срывает повязку и целует меня. Целует глаза, нос, щеки. Сжимает ладонями лицо, слизывает слезы.

– Я люблю вас, миссис Грей, – выдыхает он. – Хотя вы и сводите меня с ума – но с вами я чувствую себя живым.

У меня нет сил ответить, открыть глаза или рот. Кристиан бережно поднимает меня и кладет на кровать.

Я лепечу что-то неразборчиво-протестное. Он встает с кровати и отстегивает наручники. Освободив меня, осторожно растирает мои лодыжки и запястья, потом ложится рядом и заключает в свои объятия. Я вытягиваю ноги. Как же хорошо! Да, такого оргазма у меня еще точно не было. Хммм… Так вот оно какое, трах-наказание от Пятидесяти Оттенков Кристиана Грея.

Мне определенно нужно почаще нарушать правила.

Пробуждаюсь от того, что хочется в туалет, аж невтерпеж. В темноте открываю глаза. Где я? В Лондоне? В Париже? А, да, на яхте. Чувствую, как она покачивается и поскрипывает, слышу негромкий рокот двигателей. Мы куда-то идем. Странно. Кристиан рядом, перед ним – ноутбук. На нем белая льняная рубашка и слаксы, на ногах – ничего. Волосы еще влажные, наверное, после душа. Я улавливаю запах геля и самого Кристиана…

М-м-м…

– Привет. – Он смотрит на меня сверху теплым взглядом.

– Привет. – Я застенчиво улыбаюсь. – Сколько я проспала?

– Час или чуть больше.

– Мы на ходу?

– Я подумал, что если мы обедали в последний раз на берегу, ходили на балет и в казино, то будет неплохо для разнообразия поужинать и на борту. Тихий вечер a deux[7].

Я усмехаюсь.

– Куда идем?

– В Канны.

– Ладно. – Я вытягиваюсь, преодолевая некоторую одеревенелость. Занятия с Клодом, как бы ни были хороши, к такому не готовили.

Я осторожно поднимаюсь – надо навестить туалет. Торопливо набрасываю на плечи шелковый халатик. Почему я робею? Откуда это смущение? Кристиан наблюдает за мной, но когда я смотрю на него, он, хмурясь, отворачивается к ноутбуку. Чем-то недоволен?

Я рассеянно мою руки, вспоминаю прошлый вечер в казино, и в какой-то момент полы халата вдруг расходятся. Шокированная, я смотрю на себя в зеркале. Что еще за хрень! Что он со мной сделал?

С ужасом смотрю на красные отметины у себя на грудях. Засосы! У меня засосы! Я замужем за одним из самых уважаемых, самых почтенных бизнесменов в Соединенных Штатах, и он – черт возьми! – награждает меня этими треклятыми засосами. Но почему я ничего не почувствовала, когда он это делал? Ответ есть: Мистер Оргазм испытывал на мне свои доведенные до совершенства сексуальные приемчики.

Мое подсознание смотрит поверх очков, регистрирует отчетливые полукружья и неодобрительно цокает, тогда как моя внутренняя богиня дрыхнет на шезлонге, как боксер после нокаута. Я смотрю на свое отражение в зеркале. На запястьях остались красные рубцы от наручников. Потом, конечно, появятся синяки. Перевожу глаза на лодыжки – тоже рубцы. Да уж, я выгляжу как жертва несчастного случая. Рассматриваю себя, пытаясь понять, что же собой представляю. За то время, что мы знакомы, я сильно изменилась – подтянулась, окрепла, волосы обрели блеск и хорошо подстрижены. Мне сделали маникюр и педикюр, выщипали брови. Впервые в жизни я выгляжу ухоженной.

И вот теперь эти жуткие засосы.

Думать о косметических уловках нет ни малейшего желания. Я зла как черт. Как он смел оставлять на мне такие ужасные отметины! Как какой-нибудь подросток. За то короткое время, что мы вместе, ничего подобного еще не случалось. А теперь мне даже смотреть на себя страшно. Впрочем, я знаю, зачем он это сделал. У него же все должно быть под контролем. Он на этом помешался. Верно! Мое подсознание складывает руки под маленькой грудью – на этот раз Кристиан зашел слишком далеко. Я выхожу из ванной и, не глядя в его сторону, иду в гардеробную. Снимаю халат, надеваю спортивные штаны и балахон. Потом распускаю косичку, беру с полки щетку и расчесываю спутанные пряди.

– Анастейша! – Я слышу в его голосе беспокойство. – Ты в порядке?

Делаю вид, что не слышу. Нет, не в порядке. Теперь, после того, что он сделал, купальник до конца медового месяца мне уже не надеть, а о безумно дорогом бикини можно просто забыть. При мысли об этом ярость вспыхивает с новой силой. Да как он смеет? Ладно, он еще узнает, в каком я порядке. Злость кипит, клокочет и плюется. Я тоже могу вести себя как подросток! Вернувшись в спальню, бросаю в него щетку, поворачиваюсь и ухожу, успев, однако, отметить и недоуменное выражение, и отменную реакцию – Кристиан вскидывает, защищаясь, руку, и щетка, ударившись о предплечье, падает на кровать, не причинив существенного вреда.

Я вылетаю из каюты, взбегаю по трапу на палубу и решительно шагаю на нос яхты. Надо успокоиться. Ночь темна, воздух напоен тропическими ароматами. Легкий ветерок несет запахи моря, цветущего жасмина и бугенвилли. «Прекрасная леди» легко, без малейших усилий скользит по сонному, цвета кобальта, морю. Держась за деревянный поручень, смотрю на далекий берег, где перемигиваются крохотные огоньки. Я делаю глубокий целительный вдох и чувствую, как в меня входит покой. Еще не слышу шагов, но уже ощущаю его присутствие.

– Злишься, – шепчет он.

– Вы так догадливы, Шерлок!

– И сильно злишься?

– Примерно на пятьдесят по десятибалльной шкале. Соответствует, а?

– Это уже безумие. – Он, похоже, удивлен.

– Да. От оскорбления действием, – цежу я сквозь зубы. Кристиан молчит. Я поворачиваюсь с недовольной гримасой – он смотрит на меня настороженно и даже с опаской. Судя по тому, что не сделал даже попытки дотронуться, чувствует себя неуютно.

– Послушай, ты должен это прекратить. Не старайся подчинить меня в одностороннем порядке. Ты довел до меня свою точку зрения. На пляже. Очень показательно, насколько я помню.

Он молча пожимает плечами и обидчиво ворчит:

– Ну, больше снимать не будешь.

И это оправдание того, что он сделал? Я испепеляю его взглядом.

– Мне не нравится, что ты оставляешь отметины. Тем более столько! Все, ввожу запрет!

– А мне не нравится, что ты раздеваешься на публике. И я тоже ввожу запрет!