Ричард Длинные Руки - курпринц - Гай Юлий Орловский

Он слушал с напряженным вниманием, брови сдвинулись так, что столкнулись над переносицей.

— Значит, — спросил он хриплым от страдания голосом, — советуете не держаться за племя?

— Упаси, Господи, — сказал я испуганно, — я ничего не советую! Господь дал человеку право выбора. Ты сам должен выбрать. Только сам. И потом, если выбор окажется ошибочным, будешь стучать по башке себе, а не мне.

— Ваше высочество!

— Вернись в шатер, — посоветовал я. — Поговори с ними еще.

— А вы?

Я отмахнулся.

— Мне все равно ночевать в замке лорда Джордана. Оттуда такой вид, такой вид!.. И ты знаешь, что там все безопасно, сам проверял. Иди-иди!

Я повернул его к себе спиной и, подталкивая, заставил войти в шатер.

Альбрехт сказал со вздохом:

— Наверное, вот так терять друзей тяжелее, чем в бою?

Я покачал головой.

— Вообще-то предпочитаю друзей находить. И даже выращивать… ну, из противников. Правда-правда, пару раз получилось. Понравилось!

Зайчик пошел мне навстречу, нижняя челюсть ходит справа налево с таким жутким хрустом, перемалывая нечто в пасти, будто ему кто-то засыпал туда горсть алмазов.

— В замок? — спросил Альбрехт. — Но там в самом деле у лорда нет дочери! Разве что жена…

— Сплюньте, — сказал я сердито. — Учитесь получать высшую радость от реализации великих идей!.. И когда научитесь, мне расскажете.

Зайчик повернулся боком, я неспешно вставил носок сапога в стремя и с достойной лорда солидностью поднялся в седло.

— Утром увидимся, граф.

— Утром через неделю?

— Я вам покажу неделю! — сказал я.

Зайчик тряхнул гривой и пошел красивой рысью, а впереди помчался Бобик.

Извилистая дорога к замку идет между таких высоких и острых скал, похожих на зубы акулы, что даже на арбогастре лучше вот так по ней, чем пытаться напрямик, и мы неспешно петляем, Бобик мчится впереди, но вдруг он там замер и остановился.

Шерсть на нем поднялась дыбом, что бывает очень редко, я услышал хриплое гарчание.

— Вперед, — сказал я тревожно.

Арбогастр сделал три больших скачка, двигаясь, как большая пантера, впереди на дороге, шагах в пяти перед Бобиком, медленно поднимается нечто огромное, красное, будто выкупалось в крови, а на земле потрескивает, остывая, раскаленное пятно. Там пляшут искры и вздымаются огоньки горелой земли.

Он разогнулся, все еще распространяя дым, что валит прямо из тела, оказался гигантом выше меня на полкорпуса даже на арбогастре, в ширину просто чудовище, а по весу тоже раза в три больше, чем мы с Зайчиком.

Дым истончился, я наконец рассмотрел его лицо, наполовину жабье, наполовину крокодилье, даже под челюстью пульсирует желтый кожаный мешок, все тело все еще красное, но быстро становится багровым.

Он уставился в меня узкими щелями глаз, в горле прохрипело, я услышал едва разборчивое:

— Гр-р-рх… Я… сумел?.. Я сумел…

— Смотря что, — ответил я настороженно. — Бобик, сидеть!.. Кто ты? И что хочешь?.. Могу зачислить тебя в ударный отряд. Жалованье положу вдвое, кормежка бесплатная, интимных услуг не требуется…

Он вскинул голову и шумно втянул в себя воздух широкими ноздрями, они трепетали, как щупальца актиний, потом схлопнулись и плотно закупорили отверстия, чтоб ничто не мешало анализу.

— Я… точно, — прорычал он уже отчетливее. — Он здесь… Он близко…

— Поздравляю, — сказал я. — А кто?..

Он посмотрел на меня красными глазами, пасть приоткрылась, показывая массу белых острых зубов.

— Мне нужен, — проревел он гулко, — тот, кто принял… личину Зигфрида…

— Ух ты, — сказал я. — Теперь еще и ты… Старший братец, что ли? Дядя по матери?

Он рыкнул:

— Молчи, червяк…

— Так зачем он нужен? — спросил я с достоинством великого и суверенного лорда. — Как его непосредственный командир, я просто обязан знать! И перлюстрировать.

— Умолкни, человек, — рыкнул он. — За ним долг… он должен умереть…

Я изумился:

— С какой стати? Он давно уже просто человек, с вашим миром не связан. У него здесь свои долги.

Он прорычал люто:

— Я знаю!.. Нашли… твари его племени!.. Его назад!.. Нет, я не!.. Он даст новое племя?.. Нет, не даст!..

— Ты против? — спросил я. — Или ты не совсем против, а как бы альтернативно?

Он раскрыл пасть шире, глаза загорелись красным так, что оттуда пошел недобрый свет, как от костра.

— Его нашли, — проревел он, — чтобы он!.. Я не позволю!.. Я убью и съем его мозг…

Арбогастр подо мной беспокоится все сильнее, глаза тоже горят красным, роет землю копытом и готов броситься на чудовище. Бобик то и дело оглядывается на меня, хотя словно словами я его сдерживаю, а знаками могу послать в атаку.

Я крикнул, стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее:

— Он отказался возвращаться! Так что нового племени, что угрожало бы твоим законным и, без всякого сомнения, суверенным интересам, не будет! Будет твое моноплемя без всяких конфессий и всяких мультикультурностей…

Монстр проревел таким низким голосом, что начала вздрагивать земля:

— Он., не… мог…

— Что?

— Не мог… отказаться…

— Отказался, — заверил я. — Он с рождения терся среди людей, потому не знает и не хочет вашей, без всякого сомнения, замечательной жизни. Он тебе не соперник!

Он остановился и всматривался в меня щелями глаз, я уже решил, что убедил, но он тряхнул башкой и прорычал люто:

— Нет… надежнее… съесть. А то вдруг… вернется?

— Да с чего вдруг?

Он рыкнул:

— Может передумать…

Вдали простучали копыта, я узнал коня Зигфрида, у него такой частый и нервный перестук, каким отличаются очень быстрые и пугливые лошади.

— Он не передумает! — закричал я погромче, чтобы он не услышал приближения Зигфрида.

Монстр рыкнул громыхающе:

— Твои хитрости, существо… ничтожны… Он приближается… и смерть его будет быстрой…

Я сказал громко и убедительно:

— И все себе испортишь? Так издалека добирался… и вот так сразу? Если так уж надо убить — убей, но сперва переговори с ним, хорошо?

Он рыкнул:

— Зачем?

— Тебе же самому, — закричал я, — будет приятно! Посмотреть в глаза врагу, насладиться его страхом перед тобой, таким огромным и всесильным, попугать, а потом не сразу сожрать, а по кусочку, чтобы тот визжал и вырывался…