Проект - Кортни Саммерс

И потому мы обе сегодня здесь.

– Удивительно, правда? – спрашивает Дана.

Судорожно сглотнув, с трудом нахожу голос:

– Сколько из присутствующих – члены «Единства»? – Не верится, что хотя бы половина из них – уникальные посетители. Большинство – партийцы. Знают, как вера заразительна. Для них важно показаться среди масс, похлопать в ладоши и крикнуть «аминь».

– Меньше, чем тебе кажется.

Я ежусь на холоде и потираю ладони. Увидев прореху в толпе, представляю на пустующем месте Джереми – с улыбкой, как на фотографиях. Внимательно оглядываю людей, ожидая при виде Би удара под дых. Сестры не нахожу.

– До проповеди ты Льва не увидишь, – сообщает мне Дана.

– Понятно, – отвечаю я, словно его и искала.

Я поднимаю ворот, защищаясь от колючего воздуха. Мы направляемся к шатру, выцепляя по пути обрывки разговоров. Многие приехали сюда ради родных и друзей. Есть такие, кто недавно оставил церковь, пытается отыскать что-то «правильное» и надеется, что пришел по адресу. Маленькая девочка жалуется своей маме на холод, и незнакомец уверяет, что шатер обогревается. На входе в него меня взмахом руки останавливает мужчина. Сердце ухает вниз. Мужчина высок и худощав. Его светлые с рыжинкой волосы убраны за уши и, спускаясь до основания шеи, закручиваются на концах. Бледное лицо обрамляет аккуратная рыжая бородка. На нем синие джинсы, серая рубашка «Хенли»[7], стеганая камуфляжная жилетка и черные перчатки. Он пристально смотрит на меня, дольше необходимого. Я смотрю в ответ. А что еще делать?

– Фостер, – произносит Дана.

– Дана, – он кивает на меня, – как зовут твою подругу?

– Глория.

– Подойди, руки в стороны. – Мужчина наклоняется, заглядывает в шатер и зовет: – Амалия.

Мгновением позже появляется девушка с вьющимися черными волосами и смуглой кожей. Одета она так же, как Фостер: джинсы, рубашка «Хенли», камуфляжная жилетка, перчатки.

– Это еще что?

– Обыск, – отвечает Дана, – после него пропустят внутрь.

– Вы серьезно?

– Проверяют каждого. Меня – следом за тобой.

Я делаю шаг вперед и вытягиваю руки. Амалия едва заметно улыбается мне, после чего ощупывает мое тело: руки, ноги, спину бока. И на этом не останавливается. Они открывают и обшаривают мою сумку. Фостер достает из бокового кармана мобильный.

– Это вряд ли, – протягиваю я за ним руку.

– С ним ничего не случится.

– Отдай телефон.

– Я не могу пропустить тебя с ним на проповедь.

– Что это такое? – поворачиваюсь я к Дане.

– На проповедь запрещено проносить любое электронное устройство, которым можно записать аудио или видео, – четко и отрывисто объясняет Фостер. – Эта информация есть на веб-сайте.

– И чего так? Лев не придерживается своих слов?

– Разумеется, придерживается. И если бы он был уверен в том, что его слова не извратят, чтобы дискредитировать нас, он позволял бы делать записи. Сейчас мы предпочитаем предотвращать распространение потенциальной дезинформации.

– Где вы храните технику?

– В доме.

Выдохнув сквозь сжатые зубы, говорю Фостеру, что хочу отключить свой мобильный. Они ждут, пока я это сделаю, после чего Фостер кладет мой «Самсунг» в контейнер с собранными у других людей телефонами. Настает черед обыска Даны. Он проходит точно так же, как мой. Наблюдая за ним, понимаю: это трюк. Так посторонние не узнают, кто из присутствующих на проповеди – член Проекта, а кто – нет. Дане не приходится отдавать мобильный.

После нашего досмотра Фостер отходит в сторону со словами:

– Добро пожаловать, Глория.

Внутри так душно, что сразу накатывает дурнота. По обеим сторонам шатра стоят ряды скамеек, но для всех собравшихся снаружи вряд ли хватит места. В задней части палатки, вернее, в передней, есть прозрачное пластиковое окно, через которое льется серый свет. Я ожидаю увидеть трибуну, однако таковой нет. Дана держится рядом со мной.

– Не помню, чтобы меня в церкви обыскивали.

– Мы знаем из истории, что обычно случается с такими, как Лев.

Я еле сдерживаю смех.

– Кто-то хочет убить Льва Уоррена?

– Обернись. Посмотри, сколько тут народу. Нынешняя администрация и ее сторонники видят угрозу национальной безопасности в тех принципах, которые исповедует «Единство». И они знают, что Лев предвидел их приход к власти.

Я бросаю взгляд на Фостера. Тот обыскивает мужчину среднего возраста, пока остальное семейство из четырех человек ждет своей очереди. У меня возникает неприятное чувство.

– Фостер с Амалией вооружены?

– Давай сядем там. – Дана указывает на скамейку в пятом ряду.

До проповеди осталось десять минут, но шатер заполняется неспешно, с постоянными остановками: осматривают каждого вошедшего. Я продолжаю искать сестру, но по-прежнему не нахожу.

Чем больше людей занимают места, тем сильнее ощущается в воздухе скопившаяся энергия. Шатер заполняется, и отрывистые возбужденные голоса становятся до крайности напряженными и ведут к крещендо, которое, боюсь, в какой-то момент разорвет нас на части. А потом, за секунду до взрыва, вдруг наступает тишина. В задней части шатра что-то происходит. У меня потеют ладони. Лев Уоррен, возможно, неразрывно связан со мной и является клеймом на моей жизни, но я никогда не находилась в одном месте с ним. Я резко разворачиваюсь.

Это не он.

Пока нет.

У входа в шатер стоит белая женщина, высокая и изящная, с длинными кудрявыми рыжими волосами. Это Кейси Байерс – представитель «Единства», наследница «НуКолы». По слухам, до членских взносов проект финансово поддерживал ее трастовый фонд. Она одета в белое платье, облегающее изгибы ее тела. На ее лице – нежная улыбка.

Кажущаяся мне оскалом.

Когда Кейси идет по проходу, я сутулюсь, стараясь сделаться незаметной.

Выйдя вперед, она обводит собравшихся теплым взглядом.

– Добро пожаловать. – Ее тихий голос требует абсолютной тишины. – Меня зовут Кейси Байерс. Я состою в Проекте «Единство» с первых дней его существования. Тогда нас было всего несколько человек. Кучка детей, по правде говоря. Мы собирались в сарае, который вы видели на холме, и говорили об откровении Льва. О Божественном откровении. В те дни я представляла вас всех рядом с собой, и теперь… вы здесь. – Она делает паузу. – На этой проповеди оказывается определенный тип людей. Возможно, вам больно, вы злитесь, смятены или одиноки. Вы жаждете быть увиденными. Хочу, чтобы вы знали: я вижу вас. Я вижу вас, потому что когда-то была вами.