Карточный домик - Элен Кэнди

— Ах ты моя кошечка! — Он поднял ее на руки и страстно поцеловал. Джим знал, как успокоить ревнивую женщину — просто подарить ей немного ласки и попытаться доказать, что она у него единственная. — Я постараюсь, Брит. Обещаю.

Она улыбнулась ему, кутаясь в простыню. А он остановился у порога, полюбовался ее кудрявыми небрежно рассыпанными по плечам и груди золотыми волосами, нежной улыбкой и горящими глазами, толкнул дверь и вышел в залитый утренним солнцем подъезд.

Признаться, в последнее время отношения Бритни и Джима нельзя было сравнить с теми отношениями, которые были раньше. Бритни казалось, что Джим к ней охладел. Если еще два месяца назад он, глядя ей в глаза, клялся, что скоро бросит жену и посвятит себя только ей, то в последнее время этот разговор ушел в небытие.

К тому же за последнюю неделю Джим остался на ночь у Бритни только один раз, хотя раньше его поздние визиты были куда чаще.

Вот она и подумала, что Джим — с его-то горячей натурой! — завел себе еще одну девицу. И поэтому Бритни не стала мучить себя догадками, вызвала такси и уже через полчаса после ухода Джима села в машину.

Такси везло Бритни Пэм по просыпающимся улочкам Сиены. Из радиоприемника доносились жизнерадостные и веселые голоса ведущих утреннего шоу.

У Бритни сложилось впечатление, что диджеи никогда не спят, питаются только антидепрессантами, пьют лишь энергетические напитки и жуют жвачки с валерьянкой, когда рассказывают спокойным голосом криминальные новости. Они не люди, а какие-то машины! Они, диджеи, с восторгом встречают и потопы, и ураганы, и бури и таким же счастливым голосом передают об угрожающей всему миру опасности. Как же так?

— Сегодня днем тридцать пять градусов по Цельсию, вот здорово! Обожаю жару! — По радию звучал голос диджея Макса Сушите весла.

Да, у него такой интересный псевдоним. Диджей Макс, скорее всего, выбрал себе прозвище из газеты, которую читал на досуге. Допустим, в той газете была статья: Сушите весла. Сборная Америки по гребле не вышла в полуфинал.

Сушите весла, сушите весла, а мне нравится, подумал, наверное, тогда Макс и решил взять это прозвище.

Конечно, Бритни и знать не знала, читает ли Макс газеты или предпочитает что-нибудь посерьезней — Ницше, например, — но эта картина ясно всплыла в ее воображении.

Бритни не любила Макса Сушите весла за его неизбывный оптимизм. Только вчера он поведал слушателям, что просто обожает прохладную погоду, а сегодня воспевает жару! А полгода назад в февральскую вьюгу Макс Сушите весла сообщил, что жить не может без зимы. Определись, парнишка!

Все враки! Поднять настроение окружающим, переступив через себя, невозможно. Напоминает некоего шута со сломанной ногой, пытающегося сквозь слезы рассмешить надменного короля.

Бритни это не нравилось, потому что она была абсолютно другой. Она жила по другим законам и принципам. Например, пока мне хорошо, и всем окружающим будет хорошо. Но не дай бог, у меня испортится настроение, тогда все вокруг будут рыдать!

Она любила только тех людей, которые хорошо к ней относились, которые никогда не причинили ей боли или неприятности, даже самой крошечной. Но если это случалось, если кто-то доставлял Бритни Пэм неудобство, то держитесь — вы враг на всю жизнь и вам не вымолить у нее прощения.

Кто ты, Бритни Пэм? Ты умна, как Эйнштейн, красива, как Мэрилин Монро, и талантлива, как Майкл Джексон или Джон Леннон? Ни то, ни другое, ни третье. Ты обычная секретарша, мисс Пэм. Держишься на работе, пока спишь с боссом. И все. У тебя нет ни прошлого, ни настоящего, да и будущее не обещает тебе золотых гор. И ты, кстати, не беспокоишься об этом. Так позволь узнать, имеешь ли ты право подобным образом относиться к людям? Нет. Тогда заткнись и помалкивай в тряпочку.

Так Бритни Пэм с помощью внутреннего голоса пробуждала свою совесть. Она пробовала поговорить с собой и сейчас, но этот чертов Макс Сушите весла не давал сосредоточиться и высверливал мозг изнутри.

— Остановитесь здесь. Я прогуляюсь до больницы, — попросила Бритни, подала таксисту деньги и вышла из машины.

Когда теплый ветер дул навстречу, легкое летнее платье Бритни прилегало к телу и демонстрировало ее соблазнительные формы. Ей нравилось, как смотрят на нее мужчины — с восхищением, и не меньше нравилось, как смотрят женщины — с завистью и ревностью. Она просто обожала вызывать у людей эмоции. Она ими жила. На работе Бритни расхваливала своего вымышленного мужа, показывая фотографию сексапильного спортсмена из немецкого каталога тридцатилетней давности. Никто бы не догадался, что это модель. Потому как никому бы и в голову не пришло искать каталог немецкой фирмы мужского белья тридцатилетней давности.

Ха, Бритни становилось смешно, когда она представляла, что красавчик на фото в ее портмоне давно ходит с тростью и по мужской части недееспособен. А может, он уже давно умер: попал в авиакатастрофу или заболел какой-нибудь страшной и очень редкой болезнью — бешенством от укуса обезьяны, например. Хотя откуда в Германии бешеные обезьяны? Бритни было все равно. Она просто хотела казаться любимой и любящей молодой счастливой женщиной, хотя в последнем не было необходимости, потому что после каждой ночи, проведенной с Джимом, Бритни просто светилась и порхала.

Вот и больница. Большое четырехэтажное строение слепило белизной фасада в свете утреннего июльского солнца. Больница Святого Петра считалась самой престижной не только в Сиене, но и во всем штате Южная Дакота. Здесь лечили от всех болезней — и от простуды, и от сердечно-сосудистых заболеваний, и от прогрессирующей опухоли.

Самые лучшие врачи, тщательный уход, просторные палаты со всеми удобствами. Если лечиться, то только в больнице Святого Петра!

Бритни остановилась у железных ворот и окинула взором владения больницы. Перед ней расстилалась широкая асфальтированная дорога, которая через двести метров делилась пополам, как бы заключая здание больницы в объятия. По обе стороны дороги стояли лавочки с деревянными сиденьями, покрытыми темным лаком. У каждой скамейки было по две клумбы с яркими однолетними цветами.

У главного корпуса работал фонтан, вода в котором под июльским солнцем переливалась всеми цветами радуги. Казалось, что любой отчаявшийся пациент, увидев этот фонтан, поверит, что жизнь прекрасна, что он способен победить свою болезнь.

Бритни шагнула на асфальтированную дорогу и направилась к главному корпусу, чтобы узнать, в каком отделении и палате находится Мила Лагадан.

Зайдя в прохладное помещение, она немного растерялась. В холле было много народу. Врачи в голубых халатах с желтыми папками под мышкой бегали туда-сюда. Пациенты неспешно прогуливались по коридорам больницы: одни в гипсе, другие в марлевых повязках, третьи в инвалидных колясках.

И тоска… повеяло какой-то тоской. Сердце у Бритни сжалось, и ей стало дурно. Ее затошнило от суеты и спокойствия одновременно, от запаха медицинского спирта и аромата цветов, от жалости к самой себе и от саднящего душу стыда за то, что она все-таки решила ворваться в жизнь Милы Лагадан и проверить, действительно ли ей так плохо.