Золотые врата - Андрей Николаев

– Хозяева! – неуверенно позвал он. Подождал немного, повысил голос, – есть кто живой? Прямо «Летучий голландец» какой-то, – пробормотал он, поежившись.

Падал легкий снежок, замерзшее море напоминало заснеженную равнину. Где-то со скрипом открылась дверь, на палубу легла полоса света.

– Кого тут черти носят? – к Назарову подошел пожилой моряк с непокрытой седой головой, в распахнутом бушлате и свитере под ним.

– Меня черти носят, – раздраженно сказал Назаров, – если вы с Новой Земли, то мне приказано отбыть с вами. Новый комендант лагеря.

– А ты не серчай, парень, – сказал моряк, – комендант, так комендант. Прибыл – и слава богу. С утра и отвалим.

– Почему не сейчас? Мне приказано как можно быстрее…

– А мне твои приказы тьфу, и растереть, – обозлился в свою очередь старик, – я тут сутки тебя дожидаюсь. Вот с утра полынью пробьют нам, тогда и выйдем. Ты в лагере у себя приказывать будешь, усек?

– Извини, отец, – пробормотал Назаров, – устал с дороги. Только утром еще в Москве был.

– Вот это другое дело, – миролюбиво согласился моряк, – тебя как звать-то?

– Назаров, Александр Владимирович.

– Значит, Александр! Молод еще по имени-отчеству прозываться. А меня Никитой Евсеевичем звать станешь. Капитан вот этого, стало быть, корабля. Ну, пойдем, погреешься, да каюту тебе покажу.

Полутемным коридором они прошли к каюте, капитан распахнул дверь.

– Вот, выбирай любую, – он указал на две койки, – есть хочешь?

– Не знаю, чего больше, есть, или спать.

– Ну, пойдем на камбуз.

Назаров бросил чемодан на койку и покорно поплелся за капитаном.

– Сегодня никаких разносолов, – предупредил старик, входя в маленький камбуз, – вот гречка на плите, вот тут чайник. Я спать пошел, а ты давай, обустраивайся.

Оставшись один, Александр выпил стакан чаю. То ли с мороза, то ли от усталости глаза слипались. Он махнул рукой, вернулся в каюту и, повалившись на койку, заснул мертвым сном.

Разбудило его покачивание и мелкая дрожь переборки, к которой он во сне привалился. Корабль явно двигался. Распаковав чемодан, Назаров заглянул в камбуз, умылся. Отворив дверь, он невольно зажмурился – яркое солнце освещало ледяное поле, вдоль которого шел корабль, снег искрился так, что резало глаза. Назаров подошел к борту. Впереди, метрах в двухстах, ломал лед ледокол, выделяясь на снежной белизне черным корпусом. Дым в безветрии тяжело оседал и растекался в кильватере ледокола, словно тая в крошеве льда.

– Эй, – услышал Назаров, – давай сюда.

Из ходовой рубки ему махал давешний старик. Александр поднялся по трапу.

В рубке, кроме капитана, находился рулевой – молодой парнишка с оттопыренными ушами, лет восемнадцати – двадцати с тонкой шеей, выглядывающей из ворота ватника.

– Говорил, что с утра отваливаем – вот, пожалуйста, – напомнил капитан ночной спор, – а то: почему не ночью?

– Да я уж так, – смутился Назаров, – далеко отошли?

– Порядочно. Во-он уже чистая вода, – старик протянул руку и Назаров увидел впереди конец ледяного поля и темную, стылую, даже на взгляд, воду.

По мере приближения он разглядел, что над водой поднимается легкий туман, словно вода парила. Удивленный, он спросил у капитана, отчего это?

– Эх, сухопутная душа, – покачал головой старик, – вода всегда теплее льда, нешто не знаешь? Правда, на крайнем Севере так бывает: ледяной туман при температуре минус, эдак, сорок, ага. Но это другое дело. Не дай бог доведется такое увидеть при заглохшей машине, к примеру. Это значит – все, амба. Туман такой оседает на всем, что есть и тут же замерзает, а вода за бортом густеет, как кисель, потом как каша становится, а потом и вовсе в лед превращается. И хватает она корабль, и будто врастает он в лед. Страшное дело, ага.

Рулевой отвернулся на мгновение от штурвала, подмигнул Назарову и тот понял, что старик хочет немного попугать его.

– А долго ли плыть? – спросил он.

– Суток пять-шесть. Но там тоже не все так просто. Возле Малых Кармакул поля ледяные. Там тебе не высадиться. Стало быть, к Белушьей Губе подойдем, а оттуда на собаках доставят тебя до лагеря. Ездил на собаках?

– Нет.

– Вот и покатаешься, – ехидно сказал старик.

У Назарова живот подвело от голода и он спросил насчет завтрака.

– Проспал ты завтрак, Александр, – как бы сожалея, сказал капитан, – теперь жди обеда. Да шучу, шучу, – добавил он, видя как вытянулось лицо пассажира. – Сейчас вот на чистую воду выйдем и провожу тебя.

Ледокол уже пробился к воде, повернул, дал прощальный гудок и, прибавляя ход, пошел к Архангельску, видневшемуся справа за кормой.

Расталкивая битый лед, корабль прошел последние десятки метров, рулевой ловко переложил руля, старик одобрительно похлопал его по плечу и повел Назарова вниз.

Вечером капитан пригласил Назарова в кают-компанию посидеть, «принять, стало быть, сто грамм» за удачное плавание. Кроме них в посиделках участвовал механик – Гордей Михеевич, худой, желчный мужчина, возрастом сравнимый с капитаном, с которым плавал уже пятнадцать лет. На столе была строганина из нельмы, которую Александр до этого не пробовал, жареная треска, крупно нарезанный хлеб и здоровенная бутыль с разведенным спиртом, настоянным на ламинарии.

– Лечебная водоросль, ты не сомневайся, Александр, – сказал капитан, разливая зеленоватую жидкость, – хошь в салат ее, хошь похлебку вари, а хошь – так жуй. От цинги верное средство.

После третьей стопки он уже называл Назарова «Сашок», а себя просил звать без церемоний, просто Евсеичем. Оказался он просто кладезью всяких морских и полярных историй, случившихся, как за его жизнь, так и с его далекими предками, поморами. Подзуживаемый ехидными замечаниями механика, он сыпал историями без остановки, делая перерывы только на разлитие «лечебной» настойки.

– Нехорошее место, этот лагерь, – неожиданно сказал он, закончив очередную байку.

– Почему? – спросил слегка опьяневший Назаров.

– Ненцы говорят. Хотя они и ездят туда – рыбу возят, моржатину, а все одно со страхом. Говорят: шаман там большой живет. Он им, правда, помогает, как они рассказывают – то рыбу к берегу подгонит, то лежку моржей укажет, а все равно боятся.

– Чего ж боятся, раз помогает?

– Так он как в первый раз пришел к ним в стойбище, это, стало быть, прошлой осенью, под зиму, не поверили ему – пришлый, хоть и тоже из ненцев. Слышал я, с Таймыра он. Так вот: прогнали они его, у них свой шаман был. А через неделю морж два вельбота утопил – кинулся на борт, клыками зацепил и перевернул. Никто не утонул, но вельботам – амба. Так на следующий день ненцы сами к нему поехали. С тех пор, вроде, дружба меж ними.