Полет бабочек - Рейчел Кинг

Раздался гогочущий голос птицы, и Эрни, задрав голову, внимательно прислушался, поворачиваясь туда и сюда, чтобы определить, откуда доносится звук.

— Подождешь меня здесь минуточку?

Резко наклонившись, он бросился бежать в гущу деревьев.

Томас снял с себя шляпу и стал обмахиваться — ему внезапно стало душно. Рубашка прилипла к спине. Пауло вопросительно смотрел на него.

— Да, ступай за ним, — сказал Томас.

Он щелкнул пальцами в сторону Эрни.

— Со мной все в порядке.

Мальчик понял его и припустил следом за Эрни. Джордж, оставшийся без проводника, выпрямился и, отряхнув свою все еще опрятную одежду, последовал за ними, едва удостоив Томаса взглядом.

Томас вытер лоб. Он был непривычно возбужден. Сердце продолжало быстро колотиться в груди — чересчур быстро для неспешной прогулки, которую они только что совершили. Уставшие конечности давали о себе знать, и он потряс ими по очереди, снимая судороги, вызванные кратким ночным сном на неровной постели.

Он подошел к колодцу и, предварительно убедившись, что на нем нет муравьев, прислонился к его стенке, чтобы посмотреть на пролетающих мимо бабочек. Одна или две пропорхнули совсем рядом — отважная голубая морфо и коричневый шкипер, крылья которого то и дело отливали фиолетовым, попадая в луч света. Они летали совершенно беззвучно.

Томас так и не смог заставить себя изучать трескучих цикад или сверчков — как и большекрылых жуков, которые жужжат в самое ухо. Только бабочка может неслышно подкрадываться; ее нежные крылья ничуть не колышут воздух при полете. Он мог вытащить пойманную особь из сачка и посадить себе на открытую ладонь — она, бывало, посидит немного, оцепеневшая, а потом взмывает, чуть щекоча ему руку, и перелетает на ближайший цветок.

А потом начинается волнующая погоня: ожидание, пока она сядет; если дальше, чем на расстоянии вытянутой руки, — осторожно подобраться к цветку, держа наготове сачок. И если не хочешь спугнуть бабочку, надо стать таким же бесшумным, как она сама.

Он наслаждался этим мгновением одиночества — без задиристых речей Эрни, да и без коротких ответов необщительного Джорджа. Похоже, только Джон разделял его любовь к тишине — в самом деле, поразительно, как такой огромный человек может двигаться сквозь заросли джунглей, даже не хрустнув веточкой.

Солнце взбиралось все выше по небу; он видел, как оно подмигивает ему сквозь высокие пальмы. Становилось все жарче. Взмокшая рубашка облепила спину, и он сделал глоток воды из фляги. У нее был металлический привкус. Неподалеку раздался звук ружейного выстрела — это Эрни положил начало своей коллекции.

Изящная кремовая бабочка — возможно, Эндимион — лениво пролетела рядом, блеснув на солнце крылышками. Томас оттолкнулся от стены колодца и прокрался за ней. Когда она опустилась на изогнутый цветок, внутри которого собралась липкая влага, он приготовил сачок. Резкий взмах — сачок раскрылся и принял в себя бабочку.

— Иди сюда, малышка, — сказал Томас.

Он осторожно перевернул сачок и вытряхнул бабочку в одну из морилок, выложенную гипсом, пропитанным капельками цианида. Бабочка заметалась внутри банки. Томас знал, что она скоро умрет, и очень надеялся, что насекомое не попортит себя тем временем. Когда бабочка затихла, он осторожно открыл банку и достал ее с помощью пинцета, держа наготове коробку-накопитель из пробкового дерева. Установил грудную клетку особи в желобок, вырезанный в пробке, и проткнул ее булавкой. На миг показалось, что бабочка вздохнула, приподняв и опустив грудь, и он позволил себе мизинцем погладить ее нежное крылышко.

На него всегда накатывал приступ вины, когда он убивал бабочек, но ему хотелось надеяться, что смерть их не мучительна. В самом деле, другого способа изучать чешуекрылых не было. Можно, конечно, оставлять их в морилке, пока они не умрут своей смертью, но тогда есть риск, что бабочки придут в негодность, если будут биться о стенки, или просто их нежные крылья растреплются от возраста. А так он посадит особь на булавку, должным образом классифицирует ее, подпишет этикетку и отправит себе на родину в Англию — вот это и будет идеальный образец.

Он уже собрал десяток бабочек, включая еще двух Helicopis endymion, которых обнаружил прилепившимися к оборотной стороне листа в форме сердца, и парусника с раздвоенным хвостом. Он снова присел на край колодца и стал следить за гигантскими голубыми морфидами, плавно скользившими среди верхушек деревьев. При каждом взмахе крылья вспыхивали ярко-голубым светом — Томас не сомневался, что, не будь лес таким густым, их было бы видно за полмили. Ему вдруг стало грустно — похоже, они никогда не опустятся на землю, а он никогда не доберется до них.

Треск сучьев известил о возвращении Джорджа и Эрни. Харрис нес в руках несколько пакетов, обернутых в бумагу. Кровь, словно чернила, пятнами проступила наружу. Пауло с мрачным видом протянул Томасу бумажный кулек, чтобы тот в него заглянул. Крошечные тельца мертвых птичек — колибри, — сложенные внутри, напоминали конфетки в ярких обертках. Выстрел, произведенный Эрни, был таким искусным, что почти не оставил на них следов.

— Estao mortos.

Пауло скорбно заглянул в свой небольшой пакет.

— Он так и не понял, зачем я сдираю с них кожу, — сказал Эрни. — Думаю, он хотел, чтобы я взял с собой их тушки, для еды. И очень огорчился, когда я свалил все на землю. Да кому эта мелочь нужна. Разве что муравьям чуть-чуть повозиться. Готов поспорить, на обратном пути там уже все будет чисто.

Он остановился.

— Слушай, старина, — вырвалось у него, — неужели ты настолько рад нас видеть?

Томас с ужасом понял, что Эрни с выражением крайнего изумления на лице уставился на его пах. Он сорвал с головы шляпу и опустил руки перед собой. Джордж отвел взгляд, краснея, и сразу же увидел что-то интересное в подлеске, в нескольких шагах от них. Он сделал знак Пауло, чтобы тот присел на корточки рядом с ним.

— Не знаю, о чем это ты, — произнес Томас.

Он тут же поспешил сменить тему разговора.

— Впрочем, после укуса муравья я чувствую себя не совсем обычно.

— В чем это проявляется?

Теперь Эрни стоял прямо перед ним, складывая птиц в свою сумку и пристраивая дробовик через плечо.

— Все как будто громче стало, острее, что ли. Усталость какая-то и…

— И сердце бьется гораздо чаще?

— Да, — ответил Томас. — Что это? Какой-то яд?

— Ну, не знаю, как это влияет на деятельность организма в нижнем этаже, Том, но должен сказать — ты выпил слишком много кофе! Не говоря уже о сахаре — сколько кусков ты положил в него?

— Около трех. Да, но он такой горький!

— Ха!

Эрни хлопнул Томаса по спине и пропустил его на шаг вперед, чтобы было удобнее идти.

— Вот тебе и ответ, Том. Ты ведь не часто пьешь кофе, как я понимаю? Ну да ничего, продолжай в том же духе и скоро уже не заметить разницы. Советую завтра принять еще такую же дозу. Тебе ведь не было неприятно, не так ли?