Любовь.mp3 - Павел Парфин

Разумеется, гипсокартонные стихи были о любви. Возможно, именно по этой причине стихоромашка или стихомельница так запала в душу Ален. Хотя у Кондрата на этот счет сложилось иное мнение: он подозревал, что мутантовая ромашка с заумным текстом о любви — дело рук самой Ален. А заумь понадобилась ей для того, чтобы никто не заподозрил ее в авторстве. Но, как бы там ни было, Кондратово предположение так и осталось предположением — Ален наотрез отказывалась признавать свою связь со стихокартиной. При этом, раз уж разговор заходил об этом, она неизменно повторяла, что единственная связь, к тому же интимная, которую она готова признать и даже объявить о ней во всеуслышанье, — это ее любовь к Эросу: «Перед нашими ночами, проведенными вместе, померкнет солнце любой поэзии, любого небесного искусства!» И тут же добавляла для тех, кто не въезжал в книжную речь: «Да „Руслан и Людмила“ отдыхают! Или кто там еще… А! Ди Каприо и Джульетта — просто отстой по сравнению с моим шалэным коханням! Цэ справжня антилюбовь!»

Однако вернемся к Башне. Футуристы, барды и реперы были не единственными обитателями ее магнетических владений. Встречался народец и поколоритней. Искусно лавируя среди железобетонных идолов и кумиров, пускались в ритуальные пляски белые маги и волхвы, верившие, что под фундаментом Башни в целости и сохранности покоится яйцо Дракона — его огнедышащая матушка считалась тайной покровительницей города. А то забредали сюда, казалось, самые обычные любители пива и ржаных сухариков. Поздними вечерами приходили они под звездное небо потрепаться о том — о сем. Ребятам очень нравилось, когда разговор, поначалу совершенно пустой и безобидный, вдруг заходил о вещах серьезных и необычных — о космосе и братьях по разуму, о тайнах мироздания, о том, что ждет их после школы и университета… Башня неизменно затихала, когда к ней приходили такие парни и девчонки, зачастую неприметные в школе и на улице, редко посещавшие дискотеки, караоке и губернаторскую елку и искавшие возможности самовыражения все больше в областях сегодня немодных, презираемых предприимчивым обывателем или попросту забытых — в литературе, искусстве, истории и любви. Башня замирала, когда они беззаботно оживали в ее стенах, а ветер, хозяйничавший на самом ее верху, учтиво смолкал, уступая место юным голосам и юному смеху.

Гемы под предводительством Гапона однажды уже собирались в Башне. Это было давно, еще до появления в их доме квартирного Гемоглобова, и повод для той встречи был пустяковым. Сегодня все обещало быть по-другому, по-взрослому — Эрос, Ален и Палермо ждали грозы. Нет, вечер спустился на город как никогда мягкий и тихий; ни ветерка, ни склонившегося к земле стебелька; в воздухе лишь монотонные шумы от проезжавших по ближайшей трассе машин — в воздухе лишь ускользающие, беспокойные ароматы зелени и цветов. Хорошо!

Грозу предвещали черные Кондратовы глаза. Всю дорогу, пока они ехали к Башне, Кондрат скрипел зубами, временами чертыхался, но так и не выдал истинных намерений, побудивших его собрать совет. Совет четырех в легендарной Башне. Глаза Гапона продолжали гореть, точно у вожака волка, задумавшего разобраться с нерадивой стаей; Кондрат беспрерывно курил, подпаливая на треть недокуренными сигаретами сухой, бумажный воздух.

Ступени вели на верх Башни опасные — кое-где выщербленные, а то и целиком выломанные из несущей конструкции. Вдобавок они были невероятно скользкими и отчего-то воняли скипидаром.

Первым поднимался Гапон. В одном месте он поскользнулся и едва не свалился на шедшего сзади Палермо — фонарик, зажатый в руке Кондрата, описал в черном воздухе неровную, нервную дугу.

Наверху, на полуразрушенной крыше, луна свила седое гнездо. Если хорошенько прислушаться, можно было уловить, как луна нежно вздыхает, высиживая завтрашний день. Ален, машинально встряхнув густою копной, зацепилась локоном за лунный луч. Встала на носочки, чтобы освободиться, — и звонко расхохоталась. Кондрат, поймав ее счастливый взгляд, различимый даже в вечернем полумраке, хотел сказать ей что-нибудь резкое и обидное, но вместо этого недоуменно уставился на Палермо. Тот без остановки, будто накурившийся дури кролик, уминал подряд уже третью пачку сухариков с салом и чесноком. При этом не сделав ни одного глотка пива. Словно парень над чем-то крепко задумался, готовился к чему-то… Эрос высунул голову в узкое, подобно бойнице, окно: сначала бросил взгляд вниз, к подножию Башни — ох и высоко! — затем перекинул взор за развалины, пронесся над черным пустырем в сторону освещенной трассы, попытался достать ее, зацепиться — безуспешно. Эрос тоже нервничал, готовился к худшему.

Наконец Гапон дал волю своим чувствам. Он кричал!.. Правда, начал как-то странно — не с начала. Будто продолжил вслух давно начатый в уме монолог:

— Мы так никогда не узнаем, у кого снят фильтр. Гемов развелось что тартанов.

— Тартанов? Ха, прикольно, — хохотнув с напускной веселостью, прокомментировал реплику приятеля Эрос. И тут же пожалел — Гапон взвился как ужаленный.

— Что прикольно?! Что через три дня девять дней после смерти Савла?! Кто-нибудь из вас был на его похоронах, а?!

— Так никто ж не объявлял, — равнодушно пожал плечами Палермо; к этому моменту он дожевал последний соленый сухарик.

— Объявлял?!! — Кондрат еще круче вскипел. — Это что тебе, школьное собрание?! Короче, пацаны, зарубите себе на носу: если мы ничего не предпримем, не уничтожим заразу, которая блуждает по Сети, прикол примет размах эпидемии. Если не сегодня, то завтра наверняка!

— Кондрат, чего ты орешь, как ненормальный? Достал уже! — не выдержала первой Ален. — Спокойно не можешь рассказать, чтоб всем было понятно?

Гапон, не ожидавший скорого отпора именно со стороны Ален, неожиданно стих. Вздохнув, вынул из пачки сигарету, закурил. Пальцы слушались с трудом.

— Кто-то из юзеров снял фильтр с комгема. В результате в Гемоглобов попал чужой файл. Не исключено, что этот файл угодил в кровь Савла. Первому… А значит, нас ждет та же участь.

— Ну, это всего лишь предположение, — не согласился Палермо. — Мало ли причин, по которым мог окочуриться Савл. Может, он иглу забыл простерилизовать.

— Кстати, насчет предположения, — подхватил Эрос, возбуждение в нем все росло. — Наличие чужого файла — всего лишь твоя версия, не более того, или… Ты был там, Кондрат?