Свет любящего сердца - Грейс Ливингстон-Хилл

Но как это сделать? Отец умер. Как он вернется в их маленький городок, в их квартирку, где они жили вместе, где часто ужинали в уютном ресторанчике на первом этаже? Как он может вернуться, сидеть за тем же столом и есть в одиночестве? Одинокие дни, одинокие вечера, когда не с кем даже поговорить. Марджери? Но они расстались навсегда. На самом деле они не были по-настоящему помолвлены. Это была просто полудетская дружба, еще со школьных времен, они переписывались, пока учились в колледже и несколько месяцев после выпуска. А потом их пути разошлись, причем так резко, что теперь казалось бессмысленным пытаться их соединить. Когда Дан вернулся из колледжа, он как-то все ждал, хотел сначала найти хорошую работу и уже после этого сделать Марджери предложение. Но вскоре отец заболел, Дан очень беспокоился о нем и был настолько занят с ним, что уже не оставалось времени ни на что другое. Они с Марджери очень редко виделись. Он почти каждую свободную минуту проводил с отцом, надеясь, что скоро тот поправится и он вернется к обычной жизни.

Но отцу становилось все хуже. Он худел, слабел и все больше нуждался в помощи. Иногда он сам настаивал, чтобы Дан не сидел с ним, а сходил куда-нибудь с Марджери, и тогда они встречались. Но Дан видел, что у нее появилось много новых интересов, далеких от его собственных, между ними выросла стена, которая становилась все выше. Марджери говорила, что он слишком серьезен, что с ним скучно и ничего выдающегося из него не выйдет. Она стремилась к другой жизни — яркой, светской, роскошной, хотя оба они к такой жизни не привыкли и были воспитаны не для нее. Студенческие годы сильно изменили Марджери.

Как-то раз Дан твердо решил выяснить ее мнение по разным проблемам, по которым когда-то они были единодушны. Для него это были самые важные насущные вопросы. После долгих обсуждений выяснилось, что Марджери утратила свою детскую веру, ту веру, в которой была воспитана. Она теперь не считала Библию Словом Божиим, как раньше. Для нее это были лишь древние предания, правда очень красивые, но только предания, не более. Она даже удивилась, узнав, что Дан до сих пор верит всему, что написано в Библии.

— А, вот результат, что ты пошел в провинциальный колледж. Если бы ты учился в известном университете, ты бы встретил таких же профессоров, как у нас, и не остался при своих патриархальных верованиях, у тебя появились бы совершенно другие, современные взгляды. Я могу дать тебе список книг, которые мы изучали, и по конспектам рассказать многое, что тебе следует знать. Поверь, ты в корне изменил бы свое устаревшее мировоззрение. Тебе нужно изучать философию, у меня в голове не укладывается — как ты мог закончить колледж и остаться при нелепых религиозных убеждениях, даже странно. И ходить каждое воскресенье в церковь, как в детстве!

— Ну, — возмутился Дан, — я даже рад, что не учился в таком университете, как твой, если он, как ты утверждаешь, мог отвратить меня от церкви. Впрочем, думаю, никакому колледжу это не удалось бы. Для меня Господь слишком важен, чтобы я оставил Его ради самого престижного университета.

— Ну хорошо, — сказала она низким, хрипловатым голосом, каким в последнее время специально приучилась говорить. — Если бы ты ходил в приличную церковь, тогда еще ладно. Но та часовня, в которую твой отец всегда ходил, — это уж слишком. Конечно, неплохо раз в неделю отстоять службу — чтобы дать покой душе, соприкоснуться с вечностью. Говорят, кстати, это очень хорошо влияет на организм. Но это должно быть современное здание, красивое, с богатой отделкой, цветными витражами настоящих художников, дорогими инструментами, знаменитым хором, а проповеди должны читать лучшие проповедники, — вот тогда да, это произведет нужное впечатление, исцелит усталую душу, придаст ей силы для дальнейшей жизни и покорения новых вершин. Это одинаково полезно и для души, и для тела. Но ходить в чуть ли не из досок сколоченную церквушку, с облупленной краской, сидеть там на некрашеных скамьях, глядя на пустые беленые стены и голый пол, и слушать, как неграмотный мальчик читает нараспев или неумело играют на расстроеном органе — нет уж, уволь! Мне всегда казалось, что ты толковый, разборчивый парень, со вкусом, что ты выйдешь в люди — но, конечно, подобные занятия испортят кого угодно.

— Ах, значит, ты считаешь, что я испорчен? — спросил Дан, твердо глядя ей в глаза, лицо его побелело, глаза превратились из голубых в темно-фиолетовые. Сейчас он смотрел на Марджери совсем по-другому — он внезапно увидел в ней мелкость натуры, которой не замечал раньше.

— Ну, может быть, ты еще не так безнадежен, — ответила она с легким смехом. — Любой человек, даже с самыми блестящими задатками, привыкнув ходить в такие убогие места, и сам в конце концов становится убогим. Твоя беда в том, что ты находишься под слишком сильным влиянием отца. Тебе надо как-то освобождаться от этого и начинать жить своей головой. Почему, если твой отец ходил в ту старую часовню, тебе тоже непременно надо туда ходить? Как ты можешь стать современным человеком, если будешь делать то, что он тебе говорит? Твой отец мечтатель, романтик, он все идеализирует. Он совсем не практичный и не умеет пробиться в жизни.

— Вот как? — еще суровее спросил Дан, глядя в холодные молодые глаза девушки.

Она чуть покраснела, но уверенно продолжала:

— Но, Дан, ты же сам знаешь, что твой отец не научного склада, иначе как он может надеяться, что в наше время его сын будет довольствоваться и руководствоваться отжившими догмами и ритуалами, вычитанными из Библии. Твой отец помешан на религии. Сейчас вообще религия не в моде, причем любая, по крайней мере в том виде, в каком нам ее внушали в детстве. Да что там, сейчас уже мало кто верит в существование Бога. Ну, я, конечно, так далеко не захожу.

— Ах вот даже как? — холодно переспросил Дан.

— Нет. Я, разумеется, верю в некую всемогущую силу и, кстати, сказать, все еще хожу в церковь. Но это чудесная церковь, новая, на проспекте. Ты там был? Архитектура сказочная, прямо каменное кружево, тонированные стекла в окнах. Говорят, квартет и солист — самые высокооплачиваемые в городе певцы, а орган — вообще один из лучших в мире. А молодой священник был первым в своем семинарском выпуске и красив как икона. Он получает двадцать тысяч долларов, представляешь? Мне так нравится эта новая церковь, что я даже подумываю, не начать ли мне преподавать в воскресной школе, — закончила Марджери с энтузиазмом.

— Да? И чему ж ты их там будешь учить?

Марджери нахмурилась и сердито покраснела:

— Ну, уж конечно, не этому старомодному Евангелию, которым мы с тобой так зачитывались детьми. Это пройденный этап. С этим я покончила навсегда и тебе, кстати, тоже советую! Впрочем, я тебя знаю — ты такой упрямый, ни за что не отступишься от своего. Хотя ту полузабытую веру, которую отец тебе внушает, уже давно никто не исповедует!

Дан долго терпел, порой вставляя несколько слов и стараясь не раздражаться, но когда Марджери начала нападать на его обожаемого отца и презрительно отзываться о его самых глубоких убеждениях, называя их отжившими, лицо Дана стало суровым и неумолимым.

Марджери, не замечая этого, продолжала легкомысленно болтать.