Жить и умереть свободным - Сергей Зверев

Впрочем, в Февральске было немало другой добычи, и в отличие от дичи четвероногой она выглядела куда более привлекательной…

Празднование Восьмого марта в дальневосточной воинской части проходит не так пафосно, как где-нибудь под Москвой. Ни торжественных речей с духовыми оркестрами, ни награждения лучших женщин-военнослужащих ценными подарками, ни даже прочувственного напутственного слова отца-командира с кумачовой трибуны…

Что, впрочем, неудивительно: большинство гарнизонов на границе с Китаем живет крайне бедно. Офицеры с семьями обитают в полуразрушенных общагах времен Халхин-Гола, топлива для учений почти что не выделяют, а о «реформе Вооруженных сил» военные слышат разве что по телевизору. Солдат кормят просроченными продуктами, гнилой картошкой и перемороженным хлебом, и хорошо еще, если не впроголодь. Даже электричество – и то подается с перебоями, потому что нередко отключается военным за долги. Так что отцам-командирам в отдаленных гарнизонах далеко не всегда хватает средств на достойные празднества и ценные подарки для личного состава. Да и не во всех военных городках есть клубы с актовым залом, где можно было бы усадить народ…

Вертолетная часть, где служила вольнонаемной возлюбленная Миши Каратаева, считалась едва ли не самой нищенской на всем Дальнем Востоке. Тут никогда не было ни нормального жилья для офицеров, ни клуба, ни библиотеки, ни даже традиционного гарнизонного магазина «Звездочка». А потому отмечать Международный женский день начальство распорядилось в столовой. Ведь в иерархии красных дат, отмечаемых в армии, Восьмое марта стоит почти на одном уровне с Двадцать третьим февраля. А уж лишить товарищей офицеров классического тоста «за милых дам!» и вовсе бесчеловечно! Несколько недель зампотылу и командир части гоняли деньги из одной графы в другую – урезали, экономили, а то и просто занимались откровенным служебным подлогом. Несколько офицеров были отправлены к местным егерям – менять авиационный керосин и спирт на таежные деликатесы. Сам же командир на своем служебном «уазике» отправился в Хабаровск – жаловаться на бедность и выбивать из начальства дополнительные суммы.

Народу собралось довольно много. Женатые офицеры пришли с женами, неженатые – с любовницами. Притом жены одних офицеров нередко были любовницами других. Командир части, прекрасно ориентировавшийся в ситуации, так перетасовал гостей, что парочки, склонные к флирту или соединенные давнишней, известной всему военному городку связью, очутились вместе. Так что одинокий наблюдатель, нагнувшись за упавшей вилкой, мог наблюдать под столом переплетенные ноги, а также руки, лежащие на чужих коленях.

Традиционные тосты «за милых дам!» и «за женщин!» звучали лишь первые полчаса. Вскоре водка закончилась, и на столах появился разведенный спирт, настоянный на таежных травах и замороженный до полной потери вкуса и запаха. Компании, быстро разбившись по интересам, обсуждали каждая свое. Звенели стаканы, звякали вилки. Между подвыпившими женщинами уже несколько раз промелькнули неизбежные шпильки и намеки, грозившие перейти в шумное выяснение отношений. Офицеры пока вели себя смирно – ведь выяснять отношения в присутствии командира части даже в этой военной части было не принято.

Таня Дробязко – белолицая, рослая, с удивительно правильными чертами лица и темно-русой косой, уложенной в высокую корону, – не принимала участия в мелочных спорах. Да и выпивала она немного – скорее лишь делала вид. Девушка напряженно вертела головой, поглядывая то на дверь, то на окна.

Миша прибыл с небольшим опозданием. Поцеловал Таню, уселся рядом, внимательно осматривая собравшихся.

– Ой, Миша! – заулыбалась Дробязко. – Ну наконец-то. А я тебе звоню-звоню… Что – опять мобильная связь не работает?

– В тайге мобильной связи нет… – Каратаев внимательно осмотрел публику за столом.

Праздник катился накатанной колеей. Жидкое электричество тяжело бултыхалось в пустых бутылях, в мутных, захватанных руками и губами бокалах, в которых плавали сигаретные окурки и серый пепел, тускло отсвечивало от тарелок с непривлекательными объедками.

Кто-то уже спал, аккуратно уложив морду в блюдо с рыбой. Кто-то судорожно икал в конце стола. Кто-то задумчиво ел руками квашеную капусту. Двое молодых мерились силой, уперев локти в столешницу и надуваясь до синевы, вязко ругались матом. Командир вертолетной части, еще относительно трезвый, внимательно следил, чтобы офицерский армрестлинг не перешел в стадию более серьезного выяснения отношений.

И тут из хриплых динамиков, подвешенных под потолком, зазвучало мерзкое трансформаторное гудение, на которое спустя пару секунд наложилась танцевальная музыка. Молодой угреватый старлей, сосланный в «штрафной» гарнизон полтора месяца назад аж из Комсомольска-на-Амуре, поднялся из-за стола и ломаной, развинченной в суставах походкой приблизился к Татьяне.

– Какой шикарный бабе-ец! – пьяно икнул он, протянул руку и шаркнул ножкой. – Давай потанцуем!

– Пошел вон, – ласково произнес Каратаев, даже не обернувшись в сторону старшего лейтенанта. – Если девушка сидит с мужчиной, то сперва принято спрашивать у мужчины, позволяет ли он ей танцевать с чужими. Не слышал о таком?

Старлей вздохнул долго и прерывисто. Подобный вздох может издать рассохшийся баян, если растягивать его меха без звука. Наконец меха баяна стали сдвигаться, и выходящий воздух сложился в лишенную всякой мелодики фразу:

– Что-что? Что ты мне только что сказал? Я типа не понял…

– Деликатно предлагаю пойти тебе на хрен.

То ли офицер в тот вечер выпил лишнего, то ли еще не знал, кто такой Михаил Каратаев, но он тут же встал в позу.

– Да ты че, козел гражданский! Я тебя сейчас…

Даже не поднимаясь из-за стола, таежный охотник выверенным ударом локтем в солнечное сплетение угреватого наглеца заставил его замолчать. Тот булькнул горлом, распялил рот, сложился пополам и затих.

– На хрен пошел, – не повышая голоса, повторил охотник-промысловик. – А то хуже будет.

А к месту конфликта уже подходил командир воинской части. Аккуратно взяв старшего лейтенанта под локоть, он деликатно отвел его от Тани и Миши в дальний угол.

– Иди лучше за стол, а то можешь и по-серьезному нарваться, – миролюбиво предложил он. – Ты ведь у нас недавно, не знаешь, кто такой Миша… Да и сказал он тебе по делу. Иди, иди, тебе тут ничего не светит.

Каратаев поднялся, протянул руку девушке, брезгливо осмотрел осоловевших мужчин за столом.

– Таня, накурено тут, грязно, неуютно… Пошли на улицу? Кстати, у меня для тебя подарок.

– Да я и сама хотела отсюда идти, тебя не могла дождаться, – улыбнулась Дробязко чуть-чуть виновато. – У меня, кстати, для тебя тоже кое-что есть.

– Ну, ведь Восьмое марта – женский день, а не мужской! – улыбнулся Каратаев.

– Бывают подарки, которые случаются сами собой, без привязки к дате! – справедливо напомнила медсестра.