Почтенное общество - Доминик Манотти

— Можем ли мы увидеть эти досье? — Перейра настойчив.

— Очень сомневаюсь. Однако мы не будем тянуть с внутренним расследованием, результаты которого мы вам, конечно, сообщим, как только они у нас будут.

Парис снова овладевает ситуацией:

— А второе направление?

— У нас есть некоторые сложности с определенными агрессивно настроенными группами экологов, выступающими против ядерных исследований, иногда они связаны с немецкими «Блэк блокс». Майор Субиз участвовал в их нейтрализации, насколько это было возможно. Все, естественно, в рамках закона.

— Он был замешан в недавних событиях?

— Да. И газеты, кстати, достаточно широко это освещали. Полгода назад в Маркуле весь наш главный штаб был блокирован в течение многих часов из-за запуска новой исследовательской программы. Человек десять экологов приковали себя цепями к входным дверям. Чтобы освободить проход, полиция была вынуждена резать цепи. Субиз занимался юридической стороной дела. И возможно, из-за этого однажды утром вся его машина оказалась измазана грязью. Ответственность за эту акцию взяла на себя небольшая группировка, действовавшая в Маркуле. Они утверждали, что это радиоактивная грязь, которую они набрали под Гаагой. Субиз подал жалобу, дело рассматривается.

— Вам известно название этой группировки и имена ее членов?

— Нет, это не мой уровень, я не вхожу в такие детали. Мы виделись с Субизом по этому поводу несколько раз, чтобы утвердить предложенную им стратегию. Мы пришли к заключению, что эти люди ввязались скорее в символическую и виртуальную борьбу, чем в прямые насильственные действия, и решили не придавать им широкой медийной огласки. Однако, возможно, мы ошиблись. Вы найдете все следы этого дела, опросив надлежащие инстанции.

— Борзекс… Вам что-то говорит это имя?

— Нет. Впервые слышу.

Ни один мускул не дрогнул на лице Кордона.

Парис спросил себя, искренен ли его собеседник или так блестяще играет?

— Это последняя подружка жертвы.

Кордона позволяет себе улыбнуться:

— Дорогой мой, с какой стати я должен знать эту даму? Меня не интересует личная жизнь моих подчиненных, да и с майором Субизом мы были едва знакомы.

— Субиз работал в этом здании? — продолжает Парис.

— Да.

— Можем ли мы взглянуть на его кабинет?

— Это обязательно?

— Даже необходимо. Не беспокойтесь, нам необходимо удостовериться, что ноутбука жертвы, который мы не обнаружили при осмотре квартиры, здесь нет.

— Конечно-конечно…

Парису показалось, что он уловил тень волнения, пробежавшую по лицу собеседника.

— Сомневаюсь, что мы найдем здесь что-нибудь интересное. Однако заверяю вас, что, если подобное произойдет, мы ничего не сделаем без вашего разрешения.

— Не сомневаюсь. — Кордона встает из-за стола, показывая, что беседа закончена. — Вас проводят. А я должен идти голосовать.

Полицейские прощаются с Кордона и следуют за охранником тремя этажами ниже. Он открывает им кабинет Субиза и застывает в проеме двери. Белый куб со строгой обстановкой и единственным окном, которое не открывается. В центре помещения, на рабочем столе, — новехонький компьютер.

— Такой новый, что даже еще не подключен, — иронично замечает Перейра. — Думаешь, они потрудились вставить в него рабочие программы?

Парис не обращает внимания на иронический выпад подчиненного и приступает к осмотру помещения.

В шкафу совершенно пусто, только канцелярские принадлежности. В ящиках стола — аналогичная картина. В комнате практически нет личных вещей, если не считать черно-белой фотографии скал Этрета́ в рамке на стене и выстроившихся в ряд кактусов на полке за креслом. Несколько журналов, книги.

Ноутбука, конечно, нет.

— Славно прибрались. Думаю, нет необходимости увозить отсюда компьютер. — Перейра оборачивается к охраннику. — Можем ли мы взглянуть на кабинеты других сотрудников службы безопасности?

— Это невозможно. У меня нет на это разрешения. И, кроме того, все они в Саклэ, в административном корпусе. Только у майора Субиза был тут кабинет.

Парис подходит к стене и принимается рассматривать фотографию скал под дождем.

На снимке виден силуэт женщины, она стоит спиной к фотографу на некотором расстоянии, повернувшись лицом к скалам. Густые светлые волосы… Возможно, это Борзекс. Этрета, романтические воспоминания. Неплохая композиция, но видно, что снимок любительский. Возможно, его делал сам бывший владелец этого кабинета.

Парис вполне мог бы снять нечто подобное. Он дважды ездил в Этрета с женой. Оба раза шел дождь. Парис вздыхает. Им больше нечего тут делать.

Последнее воскресенье апреля и первый тур президентских выборов. На углу очень тихой улочки в жилом квартале в близком предместье Парижа человек тридцать фотографов и операторов, болтая, коротают время перед входом в пункт голосования.

Черный «ситроен» с шофером и телохранителями останавливается перед дверями. Хорошо сохранившийся загорелый пятидесятилетний мужчина выходит из машины: энергичный вид, темный костюм, галстук. Это Герен — кандидат от правых, лидирующий во всех опросах.

Вспышки фотоаппаратов. Мужчина улыбается.

В машине его жена Соня: короткие черные волосы, ярко-синие глаза, скромное платье в белую и голубую полоску, короткий пиджак в таких же тонах, она увлечена телефонным разговором: «Нет, не настаивайте. Бриансона нет в программе кандидата… Мы отправим вам Боскена, он бывший горный проводник… Да, именно так. Жители Бриансона будут очарованы». Отключается, поднимает голову.

Герен нетерпеливо берет ее за руку и тащит за собой ко входу.

Снова целый каскад вспышек. Образ дружной семьи.

Герен шепчет, до боли сжимая Соне руку:

— Улыбайся. Если ты еще умеешь это делать.

Эжен Шнейдер, главный соперник Герена, проголосовал в новом городе большого Парижа. Глава его предвыборной кампании, друг детства и вечный товарищ Поль Дюмениль, приехал за ним на машине к выходу из пункта голосования.

— Что нового?

— Да ничего. По данным последних опросов, у тебя никаких шансов вырваться вперед. И во втором туре Герен опережает на четыре пункта. Тенденция стабильная.

— Хорошо бы раздобыть какой-нибудь компромат, чтобы послать в задницу этого мерзавца!

— И не мечтай. Мы уже перерыли все и не нашли ничего конкретного.

Взгляд Шнейдера скользит по тоскливой окружной дороге, нескончаемо бегущей в окошке машины. «Блевать тянет от этого типа, который играет в народного трибуна, а у самого вместо глаз евро».

— Избавь меня от своих пустых излияний, они голоса нам не принесут. — Дюмениль переводит взгляд на Шнейдера. — А ты неважно сегодня выглядишь.