На грани жизни - Николай Иванович Липницкий

Батя попрощался с каждым. Потом, скользнув взглядом вдоль строя, он, тяжёлой шаркающей походкой ушёл в модуль. Комбат плакал. Он мог себе это позволить, когда никто не видит. Кружка разбавленного спирта, кусок чёрного хлеба и пачка «Беломора». Через час он обычным сварливым голосом потребовал чая, объявил совещание на 17.00, загрузил работой радиста и начальника штаба. Жизнь продолжалась. Светлая память погибшим, но живые хотят жить. Они требуют внимания. Батя знает, что он нужен, и не время расслабляться. Будет время, когда закончится этот кошмар. Когда Батя сможет позволить себе не быть твёрдым и жёстким. Когда он напьётся и будет рыдать, размазывая пьяные слёзы по лицу. Он вспомнит их всех. Дай бог. Дай только бог выжить.

Гибель второго взвода спецназа тяжело ударила по всем. Даже те, кто совсем не знал ребят или питал к ним далеко не нежные чувства, тяжело переживал эту утрату. Вообще, к спецназу на войне очень сложные отношения. С одной стороны, никто особо не любил этих самоуверенных рослых парней, не верящих ни в бога, ни в чёрта, не признающих никого, кроме своих командиров. Ни один офицер, кроме спецназовского не мог сделать замечания их солдату, не рискуя нарваться на агрессию. Что уже говорить про их офицеров? А уж к пьяному спецназовцу лучше совсем не подходить. А что им будет, если они чуть ли не каждый день голову свою в пасть к «духам» суют, совершая глубокие рейды. Ну «залетит» такой спец, ну отправят его в свободный поиск. Вот и всё наказание. Погибнет – пал смертью храбрых, какого «духа» притащит, значит герой, и все грехи автоматически списываются. Это, с одной стороны. А с другой, рискуя жизнью, только они могли вытащить и вытаскивали, когда, казалось, никто уже не поможет, и готовишь уже для себя последний патрон или гранату. Так что отношение к ним было совсем неоднозначным.

Вот на фоне этого всеобщего траура как-то вечером, когда Коля с Толяном уже укладывались спать, дверь в модуль сначала дёрнулась, а потом с треском вылетела из своих петель. На пороге выросла огромная фигура спецназовца со стеклянными глазами, в которых казалось булькал авиационный спирт, основной увеселительный напиток на войне. Громила пробормотал что-то, хмуро оглядывая ребят, мирно расположившихся на койках.

–Что он сказал? – удивлённо разглядывая гостя, спросил Николай.

–По-моему, ему кажется, что он пришёл к себе домой, и он интересуется, какого чёрта мы делаем в его модуле, – ответил Толик.

–Объяснять что-то ему сейчас бесполезно. Он сейчас из нас котлеты делать будет. Интересно, где таких выращивают?

–Когда он тебя в узел завяжут, тебе уже будет всё равно.

–Договориться с ним, похоже, не удастся. Он же невменяемый!

–А что делать? Он сейчас нас грохнет и ему ничего за это не будет.

Спецназовец переводил взгляд с Николая на Толика, и его глаза медленно наливались яростью.

–Толик, у меня под кроватью автомат лежит. Ты его отвлеки как-то, а я попробую достать.

–Легко сказать, а как я его отвлеку? Он, смотри, на каждое движение реагирует. Даром, что пьяный. Ладно, на три-четыре я тянусь к тумбочке за пистолетом, а ты – давай.

Толик вытянул руку за пистолетом. Громила отреагировал мгновенно, купившись на такой простой трюк. Внешне расслабленная фигура мгновенно напряглась, сгруппировалась, и спецназовец прыгнул бы вперёд, если бы не щелчок затвора Колиного автомата. Его взгляд, до этого мутный и ничего не соображающий, прояснился. Он огляделся по сторонам, как бы не понимая, как он тут оказался, потом посмотрел на направленные в его сторону стволы, булькнул что-то неразборчивое и вышел из модуля. Ребята подпёрли дверь поленом и ещё долго не могли прийти в себя.

–Да, Коля, боишься от руки «духа» погибнуть, а тут чуть свой не пришиб.

–Нашёл своего. Агрессор какой-то. Если они через день, да каждый день будут вот так в гости заходить, до ближайшего духа не доживём. Интересно: это случайность, или такая милая традиция?

–Ладно, давай спать.

–Ага. Завтра старшине скажи, чтобы дверь отремонтировал, пока мы в парке будем. Ребята улеглись в кровати, прихватив, однако, с собой в постели автоматы.

До утра никто больше не беспокоил, если не считать того, что во сне Толик лёг на рукоятку затвора и теперь при каждом вдохе морщился от боли в рёбрах. В хлопотах прошёл весь день, и острота переживаний прошлой ночи как-то отошла на второй план. В приподнятом настроении друзья подошли к своему модулю.

–Смотри, старшина дверь отремонтировал на совесть!

–Да, почти, как новенькая. Молодец. Толик, ты в первом взводе обрати внимание на Горбунова. По-моему, этот боец свой КамАЗ не обслужил как следует. И вообще, не любит он технику. Как бы где на трассе не пришлось из-за него стоять. Да что ты встал! – воскликнул Николай, вдруг ткнувшись в спину внезапно остановившегося в проходе Толяна. Потом бросил взгляд через его плечо и сразу всё понял. В модуле, ставшем сразу очень тесным, на кровати Николая сидел вчерашний агрессор.

–И что теперь делать? – спросил Коля, – Он точно на разборки пришёл.

–Что делать? Ты командир, ты и решай. Сейчас он вспомнит, кто в него из автомата целился – и конец некоторым товарищам. Останется рота без командира.

–А ты сильно не радуйся. Кое кто в него из пистолета чуть не выстрелил. Быть роте и без зампотеха.

–Интересно, чем эти шифоньеры думают? Бицепсами, что ли?

–Ну уж точно не головой. Смотри какой лоб. Им только кирпичи ломать. Броня – четыре пальца, как у танка. Ты его задержи пока, а я за помощью сбегаю.

Спецназовец спокойно сидел и смотрел на перешёптывающихся друзей. Выдержав паузу, он. наконец, приступил к тому, зачем пришёл.

–Мужики, я это, к вам вчера случайно забрёл… Вы уж извините меня. Перебрал маленько.

–Да чего уж там! Мы не в обиде, – хором закивали друзья, мечтая, что бы этот опасный гость поскорее покинул их модуль.

–Спасибо, что не подстрелили. Обидно, знаете, от своей глупости домой в ящике вернуться. Я, это, принёс кое-что. Закусить найдётся?

–Конечно! – радостно засуетились ребята, поняв, что мордобитие на сегодня отменяется. На тумбочке, как по волшебству, появилась немудрёная закуска: чёрный хлеб, тушёнка.

луковица и трёхлитровая банка с водой. Подняли за знакомство, потом – за спецназ, потом

–

третий тост, ну и так далее. Спецназовца звали Виталей. Виталя оказался очень весёлым, жизнерадостным и далеко не глупым человеком. Родом из интеллигентной ленинградской семьи, он был одним из тех, кто оказался заложником