И в сотый раз я поднимусь - Галина Артемьева

Саша считала себя достаточно образованной в вопросах пола: не так давно, разбирая книги в их домашней библиотеке, она обнаружила толстенный фолиант 1907 года издания под внушительным названием: «Половой вопрос. Естественно-исторический, психологический и социологический этюд, предназначающийся для образованных читателей». Имя автора – Август Форель, швейцарский профессор, ни о чем не говорило, но профессорам, да еще таким древним, как этот, Саша верила беспрекословно.

С замиранием сердца предчувствуя, что сейчас она отдернет завесу тайны, о которой они иногда говорили с девчонками, но полностью осознать которую или поверить в реальность некоторых предположений не могли, девочка позвонила подружке и предложила поделиться абсолютно достоверной информацией (наконец-то) путем чтения ключевых мест «Полового вопроса».

В старинной книге, с ятями и твердыми знаками на концах слов, сухим, научным, но при этом весьма образным языком давно прошедшего времени говорилось буквально обо всем, как оно есть. Больше всего подруг поразило описание любви мужчины и женщины, омерзительно называвшееся «половой акт». Рассказывалось об этом следующим образом:

«По наступленiи соотвѣтственнаго душевнаго и чувственнаго возбужденiя въ мужчине и минованiи возможнаго со стороны женщины сопротивленiя мужчина вводитъ свой эрегированный членъ въ женское влагалище…»

Почти ничего не поняв, но ужасаясь обнаженной правде повествования, Саша все же выделила самые, на ее взгляд, достоверные слова о возможном со стороны женщины сопротивлении.

Да! Да! Она предчувствовала, что сопротивляться этому необходимо, что именно женская нерешительность и сопротивление – одна из необходимых составляющих процесса любви. Профессор роковым образом подтвердил ее смутные подозрения и надолго определил поведение девочки в определенных ситуациях. Можно сказать, этой, по нынешним временам, пожалуй, чуть наивной для ученого фразой исследователь полового вопроса Август Форель спас Сашу от многих глупых случайностей, за что впоследствии, повзрослев, она была ему особенно благодарна.

Было в этюде швейцарского доктора медицины, философии и права еще одно предупреждение, как бы предписывающее девочке не очень-то обольщаться предвкушениями райских блаженств любви:

«Замѣчательно психологическое дѣйствiе контраста, наступающее послѣ совокупленiя подъ влiянiем старыхъ инстинктивныхъ нервныхъ автоматизмовъ. Въ начале полового влеченiя обонятельныя ощущенiя, прикосновенiя, движенiя, взоры – словом, все, имѣющее отношенiе къ другому полу, дѣйствуетъ въ высшей степени привлекающимъ и возбуждающимъ образомъ, въ смыслѣ сладострастного экстаза, который подавляетъ все остальное и заставляетъ видѣть въ данной минутѣ чуть ли не конечную цѣль всей жизни. Очень скоро по совершенiи полового акта все это исчезаетъ и разлетается какъ сонъ. То, что за минуту казалось предметомъ величайшаго вожделенiя, теперь становится не только безразличнымъ и утомительнымъ, но даже вызываетъ чувство легкаго отвращенiя».

Вот уж что никак не входило в Сашины планы, так это вызывать у кого-то чувство отвращения, пусть даже легкого. Одного «полового влеченiя» явно слишком мало, чтобы считать это любовью, додумалась она. Основная трудность заключалась в том, как отличить «влеченiе» от подлинной любви на начальном этапе, когда видишь в данной минуте «чуть ли не конечную цель всей жизни».

Однако, как бы это ни было трудно, в случае со студентом сомнений не вызывало: любви не было, как, увы, не наблюдалось даже обещанного Форелем сладострастного экстаза, который представлялся Саше не менее заманчивым и таинственным, чем сама истинная любовь.

Во всем этом присутствовал еще один серьезный, прямо-таки панически пугающий момент. На одной из страниц исследования автором приводилась схема, на которой весьма наглядно изображалось стремительное движение хвостатого сперматозоида к яйцеклетке, неизбежно происходившее в результате предшествующих, столь красочно описанных ранее действий. Так вот: при неминуемой встрече сперматозоида с яйцеклеткой наступала беременность, а это – самый кошмар и ужас.

– Ты знаешь, что от этого бывают дети, а мне еще в школе учиться и учиться, а потом в институт поступать, – объяснила Саша студенту, как маленькому несмышленышу.

Тот взглянул на нее ошеломленно, как бы удивляясь, что плюшевый мишка заговорил человеческим голосом.

Он как-то сразу оставил свои намерения и грустно наблюдал, как Саша в прихожей натягивает сапоги.

Потом они шли под снегом, в тишине, и девочка готова была его полюбить, но не сразу и без угрозы, что они будут делать это.

Ей нужно было время и покой.

Студент все время нарушал мягкую снежную тишину и говорил, говорил:

– Пойми, я слишком тебя люблю, чтобы ждать. Я так долго не выдержу. И потом: женщина – это звучит гордо!

– Девушка – тоже звучит гордо, – механически возразила Саша, ужасаясь пошлости диалога.

Дома она встала под душ и оцепенела надолго под струями теплой воды.

Тетя забеспокоилась и постучала в дверь:

– Эй, ты там живая?

Саша вяло откликнулась. Именно в этот момент ее осенило жуткое подозрение: а что, если она не все поняла у этого Фореля (там было, кстати, много непонятных слов, недаром этюд предназначался образованным читателям). Так вот: что, если у нее может получиться ребенок уже от этих поцелуев, ведь этот сладострастный кретин так тесно к ней прижимался, что сперматозоиды вполне успели бы переползти на нее. Их же миллионы – так писал Форель. И если хотя бы один нашел верную дорогу…

Сашу охватила паника. Подтвердить или опровергнуть ее леденящую кровь догадку не мог никто: подруги отличались не меньшей темнотой в таких делах, а тетя…

В принципе ей можно было сказать все, но Саша хорошо помнила, как ее милая добрая тетечка стеснялась и маялась, решившись наконец поговорить со своей малышечкой о неизбежном регулярном неудобстве в жизни каждой женщины. Об этом всем девчонкам в классе все было давно известно: и отчего, и почему, и как это противно, но никуда не денешься, и даже что кончится вся эта тягомотина после пятидесяти лет (скорее бы дожить). Тетя объясняла застенчиво, с трудом подбирая слова; Саша слушала, не прерывая, боясь смутить ее еще больше своим неожиданным знанием.

Так что в данной ситуации советчиков не было. Надо было ждать и смотреть, что будет. Саша внутри вся застыла и жила как сомнамбула. Потом она заметит, что в самые страшные периоды своей жизни ее организм всегда будет реагировать именно так: цепенеть. Из-за этого окружающие составят о ней превратное мнение, принимая за человека слишком спокойного, бесстрастного.

На самом деле застывать гораздо хуже, чем реветь во весь голос. Во-первых, с ревом горе очень быстро улетучивается, тогда как в замороженном состоянии сохраняется долго, не теряя своей свежести, вкуса и запаха; во-вторых, ревущий оповещает о своей беде громким звуком, так что все бросаются его жалеть и утешать, а застывший человек с виду выглядит еще лучше, чем обычно, вот и спрос с него другой, не то что с раздрызганной ревы.