Тит. Божественный тиран - Макс Галло

— Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз, — сказал он.

Веспасиан приказал офицерам выйти из палатки.

Иосиф бен-Маттафий поблагодарил Флавия Веспасиана за то, что тот согласился удовлетворить его просьбу. Он говорил так, словно решение Веспасиана не удивило его, и он был не закованным в цепи побежденным, а посланцем великого народа, которого даже Рим обязан почитать.

Однако прежде чем он продолжил речь, я понял, что он говорит не как посланник империи, а как представитель своего бога.

— Ты, Флавий Веспасиан, — сказал он, — думаешь, что я всего лишь пленный, не более того. На самом же деле я пришел к тебе, чтобы сообщить великую новость.

На лице Веспасиан было написано живейшее любопытство.

— Если бы я не был посланником Бога, — продолжал Иосиф, — думаешь ли ты, что я, знающий закон евреев, который предписывает полководцам умирать, сидел бы сейчас перед тобой, взятый в плен, но живой?

Лицо Веспасиана исказилось, будто объяснение Иосифа разочаровало его. Я испугался, как бы он не выгнал пленника из палатки. А Иосиф продолжал:

— Ты посылаешь меня к Нерону? Зачем? Думаешь, те, кто придут после Нерона, удержатся у власти? Их прогонят, и они умрут. А ты, Веспасиан, станешь Цезарем. А потом и твой сын Тит, который находится здесь.

Он замолчал, будто давая Веспасиану и Титу время осознать это пророчество.

— Теперь, — продолжил он, — вели заковать меня в цепи и оставь у себя. Потому что ты не только мой владыка, Цезарь, ты владыка земли, моря, и всего рода человеческого.

Иосиф говорил так увлеченно и торжественно, что я поверил ему. Он добавил:

— А меня, если я окажусь виновным в том, что исказил слова моего Бога, ждет кара куда более суровая, чем та, которой ты мне угрожаешь.

Веспасиан и Тит, казалось, всей душой верили ему. Вспомнив про обвинения женщины, донесшей на него, я обратился к Иосифу: его пророчество, может быть, не более чем средство спасти свою шкуру, избежать участи побежденных. Если с ним говорит его бог, открывает ему будущее, то почему же он не предсказал, что Йодфат будет завоеван и разрушен по истечении сорока семи дней осады?

Он даже не соблаговолил посмотреть на меня и ответил не колеблясь, не без презрения. Он действительно предсказал поражение. Поражение наступит после сорока седьмого дня осады, даже уточнил он, но ни один житель Йодфата не хотел верить этому. Он также сказал им, что большая часть жителей погибнет, а он, полководец, будет взят римлянами живым.

— Заковать его и не спускать с него глаз! — сказал Веспасиан, передавая мне Иосифа бен-Маттафия.

Я знал, что он велел Титу опросить нескольких выживших евреев, чтобы удостовериться в том, что Иосиф предупреждал их о скором поражении. Они подтвердили пророчества своего полководца.

Тогда Флавий Веспасиан приказал, чтобы к Иосифу бен-Маттафию относились с добротой и услужливостью, хотя и не снимали с него цепей.

В последующие дни стало ясно, что Флавий Веспасиан поверил в пророчество Иосифа бен-Маттафия и мечтает стать императором.

Предсказания Иосифа переменили и Веспасиана, и Цениду. В Кесарии они вступали во дворец Агриппы и его сестры Береники как императорская чета, прибывшая к царю небольшого союзного государства.

Я знал, что Веспасиан по-крестьянски хитер. Молчаливый, он всегда был настороже, подобно филину. Вольноотпущенница Ценида уже вела себя как императрица и с пренебрежением смотрела на Беренику, красота которой ослепляла любого, кто приближался к ней.

Тит следовал за Береникой, не отставая ни на шаг, будто околдованный ее фигурой, скрытой голубыми, розовыми, а иногда белыми покрывалами, под которыми угадывались широкие бедра, тонкая талия и округлые груди. Будучи римлянином, я понимал влечение Тита к ней — в Беренике была та особая привлекательность восточных женщин с пышными формами, в которых хочется раствориться без остатка. Я понимал, что испытывает Тит, но Береника играла с ним, ускользая, когда он протягивал руки, чтобы схватить ее, и он не решался овладеть ею, как это делают солдаты с женщинами побежденного народа.

Я пропадал во дворце Кесарии, увлеченный Марой, одной из прислужниц Береники, молодость и профиль которой напоминали мне Леду, дочь Иоханана бен-Закая. Когда я произнес это имя, Мара удивилась: Береника, объяснила она, несколько раз была в Александрии. Там она встречалась с префектом Тиберием Александром и этим Иохананом бен-Закаем, самым богатым евреем в Египте.

Часто в огромных залах дворца, сидя за столами, накрытыми для пиров, которые устраивали царь Агриппа и царица Береника, я испытывал стыд.

Я думал о тысячах евреев — более пятидесяти тысяч из них погибли, защищая города Йодфат и Яффу, — о женщинах и детях, проданных в рабство, о тех, кого зарезали, кому вспороли животы после сражений, чтобы наказать народ, восставший против Рима.

Я смотрел на Беренику, мирно спящую рядом с Титом, на Агриппу, оказывавшего милости Веспасиану и Цениде. Береника и Агриппа были евреями, как Тиберий Александр или Иоханан бен-Закай, но они покинули свой народ. На это у них были причины, среди которых — мудрость и их бог.

Была ли их судьба достойной?

Иногда я думал, что Иосиф — коварный лгун, хитрый предсказатель, который ради спасения своей жизни пообещал Веспасиану империю, а добрый старый полководец, опьянев от радости, потчевал своего пленника изысканными блюдами.

Когда греки Кесарии, ненавидевшие евреев, попросили у Веспасиана голову Иосифа, потребовав, чтобы еврейского предводителя судили и распяли, — а если римляне откажутся сделать это, то пусть отдадут его им, грекам, — Веспасиан сделал вид, что ничего не видит и не слышит.

Иосиф открыл ему будущее. Поэтому он должен был выжить. Все остальные евреи, напротив, могли и должны были быть уничтожены.

Я видел, как перед портом Иоппии, где укрылись многочисленные евреи в надежде найти пристанище на судах, северный ветер стал ломать корабли, и наши солдаты ждали на берегу, готовясь прикончить тех, кого не поглотили волны. Вскоре море стало красным от крови, а берег был завален трупами.

Это не прошло даром: через несколько дней во дворце Кесарии царица Береника прильнула к Титу, вернувшемуся из Иоппии.

Он недолго пробыл в Кесарии, потому что отец поручил ему уничтожить города Тарихею и Тибериаду на берегах Генисаретского озера.

Евреи собрались в долине за пределами городов, рассчитывая численностью подавить шестьсот всадников, окружавших Тита.

Я был одним из них и видел прямо перед собой толпу вооруженных людей, которые шли на нас и кричали. Тогда Тит взобрался на скалу и обратился к нам:

— Римляне! Справедливо начать мою краткую речь с этого слова, чтобы напомнить вам, кто вы есть и с кем нам предстоит сразиться. Никто до сих пор не смог избежать нашей кары. Однако евреи, нужно отдать им должное, еще ни разу не отказывались вступить с нами в бой. Смотрите, как их много, — указал он на толпу вдалеке. Но в сражениях главное храбрость, а не численность. Евреи сражаются за свою свободу и родину, но разве есть для нас что-нибудь важнее славы и желания победить?