Добровинская галерея. Второй сезон - Александр Добровинский

И тут же все мышцы с костями и головой упорхнули куда-то, как баттерфляй с незабудки.

– Интересно, – поинтересовался я у любимой, – он пять сейфов вскрыл по чьей-то просьбе или сам по себе… И кого из нас двоих он видит в положении?

Любимая начала говорить что-то про мои руки, растущие из …, но полностью содержимое ответа повисло в жарком воздухе, так как в это время реституировались «мы из Донбасса» вместе с небольшим ломом и портативной, но увесистой кувалдой. В общем, нормальные вещи для рождественского отдыха на берегу Индийского океана.

Дети с мамой и с кувалдодержателем стайкой направились на второй этаж, а ко мне неожиданно бросился швейцарский менеджер:

– Мне очень нужна ваша помощь. Там есть группа людей, ваши, из России. Не говорят ни на одном языке. Помогите разобраться, прошу вас! Я не могу ничего понять. Или займите их чем-нибудь! Пожалуйста! Битте! Плиз! Перфаворе! Силь ву пле!

И показал куда-то пальцем.

Действительно, в углу стояли три толстушки и рыдали, перекрывая все звуки гостиничного хаоса. Услышав мое «девочки, что случилось?», к рыданиям прибавился еще и дикий вой.

– Или вы сейчас же заткнетесь, или я вам не расскажу, что сейчас делает в нашем номере с моей женой один здоровенный козел из забоя!

Услышав чужую интригу, девушки поутихли, перестали орать и только жалобно всхлипывали.

История трех увесистых русских граций оказалась следующая. Они подруги – Таня, Вера и Наташа. Все из Иркутска. Приехали сюда с мужьями и до сегодняшнего утра чудно проводили время: рыбалка, море, пиво, лобстер.

Утром дамы пошли завтракать, затем на местный шопинг, а мужья отправились куда-то на острова нырять с аквалангами. Дайвинг, короче. Ну а потом произошло то, что произошло… и вот…

Теперь они рыдали на моих двух несчастных плечах втроем. И еще норовили повиснуть на незнакомом мужике от бессилия. Я говорил банальные слова про то, что… про что наверняка… и вообще рано… Чем больше я вещал, тем больше сибирская троица рыдала и содрогала в конвульсиях незнакомое для них московское тело.

Мы пили теплую колу (холодильники, так же как телефон, вырубились начисто) и дружно икали. Начинало смеркаться.

Вдруг одна из дам, в процессе высмаркивания содержимого носа в мою майку, подняла глаза на вход и выдала душераздирающий крик в невиновное адвокатское ухо: «Серега! Блин, сука, жив!»

И все стадо, включая меня, мгновенно понеслось галопом к суке – Сереге.

Между тем парень еле стоял на ногах. Однако увидев несущиеся на него триста с чем-то килограммов живого веса, мужик как-то слегка дернулся, а затем с неким внутренним урчанием и бормотухиванием бросился почему-то на шею именно мне и, уже традиционно для иркутян, повис на «гигантском» плече раввинского внука, точно в поиске некой защиты.

Меня обдали тяжелые пиво-водочные пары, усугубленные луком и дижестивами. Замечу, что Серега, кроме того, что на мне висел, еще почему-то норовил прижаться покрепче.

– А где ребята? – заверещали дуэтом Вера с подругой.

Вопрошаемый слегка дрожал и мычал что-то невнятное. Я начал кое-что понимать…

– Так ты где был, Сережа? – услышал я вечно неуместный, но традиционный женский вопрос.

Никогда и никто не мог мне объяснить, что ждет женщина в ответ в такой пикантной ситуации: правду (зачем она ей нужна?) или фантазию (тоже не пришей к уху рукав…). Но вопрос-то задается из поколения в поколение…

Однако тут неожиданно встрепенулся пьяный Сережа:

– Ну был. Ну и что? Зато у тебя муж живой. Теперь есть. А где эти два верных гондона? Где, я тебя спрашиваю?

Не говоря ни слова, русская женщина Таня подняла огромную кадушку с экзотическими цветами, которую, по-моему, до этого таскали с места на место четыре худосочных тайца, и со всего размаха надела эту бадью на голову мужу. От жуткого удара по загулявшему от жены чану глиняный горшок разлетелся вдребезги, земля высыпалась на бедного Серегу, на ключице которого застрял кусок цветка. У окружающих создалось впечатление, что он только что вылез из могилы. При этом заспиртованный ловелас лишь слегка качнулся и чуть-чуть присел. Татьяна оглядывалась в поисках следующего кашпо, чтобы уже кардинально пресечь возможные измены будущего покойника, и тут… на входе нас окликнули дайвингисты.

После Сережиной истории веры у Веры и Наташи пришельцам не было никакой. У кого-то из девочек папа когда-то работал в КГБ, и та знала основы допроса. Молодых людей развели по разным скамейкам. И началось…

Ребята держали легенду намертво. «Да, Сергей с нами не поехал. А мы прибыли на место с тренером и нырнули на глубину. Нет, там ничегошеньки не чувствовалось. Минут через сорок, когда вылезли, – ужаснулись. Целый день добирались по пробкам. Учитель куда-то свалил. Телефон не работал. Сами за вас очень волновались. Все!»

И так шесть раз подряд. Слово в слово. Девчонки сверяли показания и злились непонятно на кого.

Заканчивался этот жуткий день теплым джином с таким же теплым тошнотным тоником и словами Гены: «Александр! Держитесь подальше от Сереги. Продаст, заложит, слово не держит и конченый козел, вы же все видели…» Почему я произвел впечатление на ребят тем, что готов с Серегой немедленно побрататься и переехать к нему из Москвы в Иркутск, осталось для меня загадкой.

В номере я нашел раскуроченный сейф и любимую со спящими в жаре детенышами: «Пришлось Вовчику дать триста долларов за работу. Потому что когда он открыл сейф и увидел, что там лежит, я испугалась, что он заберет вообще все…»

«Дать Вовчику. Дать триста долларов. За работу…» – кошмарил я, проваливаясь в столь необходимый мне сон в ту ночь с 26 на 27 декабря 2004 года. Через два дня мы улетели. Больше к вопросу «хочу быть рантье» я не возвращался никогда.

Через пару месяцев мне рассказали историю про то, как группа друзей, не имея с нами никакой связи, оплакивала нас в это время в Куршевеле. В холле гостиницы появился мой детский приятель из Одессы – Толик Кацман, по прозвищу Критинеску. Все смотрели ужасы цунами по CNN. Толику объяснили, что с нами нет связи, и что мы оказались в эпицентре событий.

– Ай, оставьте, – сказал одессит. – С Добровинским ничего не случится. Нереально. Я просто ему должен столько денег, что с моим счастьем он точно останется жив… Шо вы переживаете? Я вам отвечаю!

…Наташа не успела больше ничего спросить, так как ее позвал какой-то Ален Делон для бедных. Видно, Гена со своими погружениями допрыгался. Любимой тоже стало все это неинтересно, и она ушла в номер.

А я остался ждать старую знакомую. Мне надо было ей рассказать, что после цунами я еще прилетел в Нью-Йорк в тот день, когда там случился электрический коллапс и город встал намертво. Что мои дети и любимая попали как-то летом в Лондон, когда там были взрывы в метро и автобусах.

И что однажды мудрая малявка задала мне сакраментальный вопрос: