По тонкому льду - Георгий Брянцев

– Быть может, вас не затруднит ответить, – продолжал Безродный, – как же вы узнали об этом?

– Нисколько не затруднит. Узнал об этом я от вас, товарищ Безродный.

– Ложь!

– Нет, это правда. Вы сказали мне об этом, будучи слегка под градусом, год с небольшим назад на моем дне рождения в квартире Курникова.

– Ложь! – уже менее горячо возразил Безродный.

Тут уж не сдержался и я:

– Не ложь, а правда! Я был свидетелем этого разговора. Больше того, я помню и то, что ответил Брагин. Он сказал: «Геннадий! Можешь спать спокойно:

Оксана для меня слишком хороша».

– Тогда зачем она оказалась в его доме? – изменил курс Безродный.

– Об этом, мне кажется, лучше всего спросить ее, – предложил я, обращаясь к Фомичеву.

– А вы жену спрашивали? – спросил Фомичев Безродного.

– Жена врет, – отрезал он. – Я не верю ни одному ее слову…

– Товарищ Фомичев, – заговорил Дим-Димыч, – если вы дали возможность Безродному задавать вопросы, то, надеюсь, такой же возможностью могу воспользоваться и я?

– Что у вас? Давайте! – разрешил Фомичев.

– У меня такой вопрос к товарищу Безродному, – начал Дим-Димыч. – Коль скоро он вошел в мою Комнату вслед за мной, с разницей на полминуты, то он, возможно, видел, когда я подходил к дому?

Все повернули головы в сторону Геннадия. Тот передернул плечами и, усмехнувшись, бросил:

– Уж не рассчитываете ли вы, что я вел за вами слежку?

– Я ни на что не рассчитываю. Я спрашиваю: возможно, вы видели меня?

– Нет, не видел.

– А как вы узнали, что ваша жена сидит у меня в комнате?

– Жена – другое дело, за вами же я не намерен следить.

– Допустим. Но вы учтите, что жена ваша ожидала меня полчаса, что, впрочем, известно вам лучше, нежели мне.

– И что же? – с вызовом ответил Безродный.

– Ничего. Больше вопросов у меня нет. Мне все ясно.

– Что вам ясно?

– Все!

– Вы намекаете на то, что я преувеличиваю?

– Преувеличиваете? Это не то слово. Для этого в нашем лексиконе можно будет отыскать, когда это понадобится, более точное определение.

– Хватит! – прервал Фомичев и встал. – Я предлагаю поручить товарищу Трапезникову побеседовать С женой Безродного и доложить о результатах беседы нам. Не возражаете?

На этом беседа окончилась. Все стали расходиться.

Идя с Дим-Димычем по коридору, я спросил его:

– Ты в самом деле не знаешь, зачем к тебе явилась Оксана?

Дим-Димыч покачал головой и сказал:

– Плохи мои дела, если даже ты мне не веришь.

– С ума спятил! Почему ты решил, что я тебе не верю?

– По твоему вопросу.

– Да ну тебя к черту! Не лови на слове! Я не то хотел спросить.

Дим-Димыч обнял меня за плечи:

– Шучу. Что тебя интересует?

– Меня? Мне хочется знать, как ты сам себе объясняешь визит Оксаны?

– Ума не приложу. Опоздай Геннадий на две-три минуты, она бы, конечно, все выложила, но он вошел почти следом.

– Странно! Очень странно…

На этом мы и расстались.

Телефонный звонок поднял меня с кровати около шести часов утра. Звонила междугородная. Какой-то район вызывал меня к телефону, но какой именно – я не узнал до сих пор. Разговор не состоялся. Просидев у безмолвствующего аппарата с четверть часа, я выругался и лег в постель. Но склеить прерванный сон не удалось. Тогда я надел свой любимый теплый халат, включил настольную лампу и сел за стол.

Надо записать несколько слов о стеснительном поручении, данном мне Фомичевым. На другой день после совещания в парткоме я дозвонился до квартиры Безродного и условился с Оксаной о встрече.

Передо мной была поставлена ясная задача: узнать от Оксаны, что привело ее поздней ночью к Дим-Димычу. Кажется, проще пареной репы: задать вопрос и выслушать ответ. Но так только кажется. Этого-то простого вопроса я сразу задать и не мог. Я стал блуждать вокруг да около, делать большие круги, ставить наводящие вопросы. Но она предпочитала отмалчиваться.

Я рассчитывал застать Оксану в слезах, убитую горем, но мои расчеты не оправдались. Внешне она выглядела обычно, держалась бодро, а что творилось в ее душе, я отгадать не мог.

Короче говоря, я начал издалека и спросил Оксану:

– Ты знаешь, что Геннадий подал заявление в партком и требует привлечения Дмитрия к партийной ответственности?

Оксана покачала головой. Нет, этого она не знала.

– А за что привлекать его? – спросила она.

– За то, что он разбил семейную жизнь. Он пригласил тебя, замужнюю женщину, мать ребенка, поздней ночью к себе на квартиру…

Оксана улыбнулась. И только, кажется, по этой улыбке я определил, что ей все-таки очень тяжело. Улыбка была грустная, вымученная.

– Я до сих пор не предполагала, что живу с негодяем, – сказала она тихо – Как же Геннадий может обвинять Дмитрия в том, что тот пригласил меня, когда знает, почему я пошла…

– А чем был вызван этот визит? – задал я свой главный вопрос.

– Для вас это важно?

– Для меня – нет, а для парткома – очень.

– Хорошо. Я расскажу.

Оказывается, накануне всей этой скандальной истории Геннадий впервые за супружескую жизнь устроил жене бурную сцену ревности. Он заявил, что роман между Оксаной и Дмитрием давно уже вышел из стен нашего коллектива, стал достоянием чуть ли не всего города, а Геннадий – посмешищем в глазах сослуживцев, что по его адресу сыплются недвусмысленные намеки и т. д. и т. п.

На другой день Геннадий неожиданно явился домой раньше обычного и повторил сцену ревности. В этот раз он заявил жене, что держит судьбу Брагина в своих руках и может так его скомпрометировать, что Брагина вышибут не только из органов, но и из партии. Причем все это Геннадий проделает этой же ночью, после работы.

– Эта угроза, – продолжала Оксана, – и заставила меня пойти к Дмитрию.

Говорить об этом по телефону я сочла неудобным, а ждать утра не решилась.

– Геннадий знал о твоем намерении? – поинтересовался я.

– К сожалению, да. Я не собиралась скрывать. Он совсем осатанел. Я никогда его таким не видела. Он готов был растерзать меня. Потом заявил, что не может больше и минуты жить со мной под одной крышей, и ушел. А я отправилась к Дмитрию. Я знаю его как очень честного человека и решила предостеречь от возможного шантажа. Уже на улице мне показалось, что Геннадий следит за мной.