Одиночество вдвоем - Файона Гибсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По прическе Элайзы можно понять, что съемки проходят не совсем гладко. Волосы спадают на ее встревоженное лицо.
— Грег взбешен, — шепчет она. — Держись подальше от него, пока он сам тебя не позовет.
— Это не то, что я хотел, — раздраженно говорит фотограф. — Мы говорили о другом цвете.
— Я думал, вам нужен голубой, — отвечает парень с изнуренным лицом и цветным роллером в руке.
— Я сказал бирюзовый. Бледноватый, не очень яркий, водянисто-бирюзовый цвет.
Роллер помощника падает на пол.
— Он покрасил бухту не в тот цвет, — шепчет Элайза. — Грег недоволен. — Она держит утюг и платье из тонкой ткани бледно-розового цвета.
— Что за бухта? — спрашиваю я.
— Безграничная бухта. Вот эта изогнутая стена.
Думали, что она голубая.
— Она голубая, — возражает ассистент. У него шишковатые локти. Зеленые глаза выражают недовольство жизнью. Маленькая коричневая собачка бредет через разбрызганную краску, вытягивает шею и обнюхивает себя. Ассистент отходит в сторону, так как не имеет права прогнать дрожащее животное с места, где оно приводит себя в порядок.
— Я сказал бледный, Дейл. Почти пастельный. Как в прошлый раз, — добавил Грег дружелюбнее.
— Но ведь это и есть бледный.
— Да, бледный, но я хотел, черт побери, чтобы он был насыщенным.
В студию вошел лысеющий мужчина, держащий блюдо со свежей выпечкой. Он остановился и оценивающим взглядом посмотрел на бухту, представляя, вероятно, свой голубой оттенок. Крик Грега прервал его размышления:
— Я хотел дельфиниум, Дейл! — От этой вспышки ярости Бен захлопал глазами, его лицо сморщилось, вытянулось и стало едва заметным.
Я и представления не имела, сколько требуется людей, чтобы сделать фотографию девушки в платье без рукавов. Раздевалка была набита людьми, которых отобрали для съемок. Они деловито разглаживали трикотажные вещи и слушали рассказ гримера.
— Они хотели, чтобы губы их блестели. Я сказал им нет. Я ненавижу блеск. Если вам нужен блеск, то вы ошиблись гримером.
— Кошмар, — поддакнул парикмахер. У него треугольные баки, и он расчесывает что-то липкое, чем-то напоминающее сыворотку по зализанным волосам фотомодели. — Вам всего лишь требуется творчески подойти к делу и что-нибудь сказать.
Несколько невесомых женщин попытались сочувственно выразить неодобрение и при этом с самым серьезным видом аккуратно расправляли ожерелья, придавая им овальную форму на туалетном столике. Они были похожи на ассистенток Элайзы: одна отвечала за обувь, другая — за аксессуары.
Бен в это время сидел в своем автомобильном кресле и робко пищал.
— Это ваш? — спросил парикмахер. — Должно быть, это здорово, иметь ребенка.
— О да.
— Сейчас я немного приведу его в творческий беспорядок, чтобы создать нужный образ, не возражаете?
— Думаю, мой ребенок еще не дорос до этого, — хмыкнула я.
Никто не засмеялся. Фотомодель медленно провела кисточкой для туши по ресницам и неуверенно посмотрела на меня.
Мои родители уселись на Г-образной формы кожаный диван черного цвета. Мама забилась калачиком в угол и перебирала беспорядочную гору личных карточек фотомоделей с маленькой фотографией на лицевой стороне и со снимками в разнообразных позах на обороте. Теперь она могла курить сколько угодно, что и делала, выдувая быстро со свистом дым, как паровоз.
Когда Дейл принес родителям кофе в пластиковых чашках, я произнесла:
— Мама, Бена надо покормить.
— Ах, да. В моей сумке должны быть леденцы.
— Он не ест леденцов. Он пьет молоко. Мне надо подогреть его.
Что, если послать мать с бутылочкой на поиски кухни, пока я успокаиваю Бена. Но моментально отбрасываю это идею. Вдруг ее случайно занесет на улицу, и она выбросит бутылочку со смесью в канал. Или обнаружит какой-нибудь источник с горячей водой и нагреет бутылку до такой температуры, что кожа слезет с глотки ребенка. Иногда мне самой странно, как это в детстве меня не подпалили или зверски не изувечили. Я направилась с Беном к столу секретарши узнать, где можно подогреть молоко.
— Что подогреть? — спросила девушка, поправляя свой пучок.
— Детское молоко.
Она нахмурилась, словно я попросила выдавить молоко вручную из ее собственных, приподнятых вверх подвижных грудей.
— Даже не знаю. Может быть, подержать его под электросушилкой?
Я попыталась возразить, но она уже была занята приведением в порядок своего пенала.
С несчастным видом мы с Беном потащились в раздевалку, где была только пепельница с четырьмя дымящимися сигаретами. Должна же тут быть кухня: Элайза что-то говорила про аппетитную еду! Откуда ни возьмись, снова появился лысеющий мужчина с легкой закуской и поспешно направился в другую студию.
— Бедный ребенок, что с ним случилось? — спросила фотомодель.
— Может быть, у него болит что-нибудь? Воспаление уха, у детей это бывает. Гной не выходит? — предположил гример.
Я усадила Бена на плечи и стала легко подпрыгивать.
— Ну вот, его тошнит, — сказала фотомодель.
Гример, специалист по ушным заболеваниям, схватил вату и с силой провел ее по моему шерстяному кардигану, оставляя полоску белого ворса. При каждом вдохе Бен резко втягивал живот в себя. Интересно, может ли младенец лопнуть просто из-за горя.
— Есть здесь чайник? — в моем голосе звучало отчаяние.
Фотомодель, не вынимая изо рта соломинку, через которую она пила черный кофе, чтобы не стереть губную помаду, указала в угол, где стоял туалетный столик. Костюмерша безуспешно пыталась вставить вилку чайника в розетку.
Маленькая собачка лаяла, скребя бетонный пол.
Грег врубил музыку. Несмотря на то что чайник был включен, ничего особенного не происходило. Я быстро запихнула бутылочку в рот Бену, лишь бы он заткнулся, уверенная, что он сразу ее отвергнет. Сделав несколько неуверенных глотков, он с отвращением выплюнул бутылку с холодным молоком, но, видимо, решив, что криком сыт не будешь, снова схватил губами соску.
— Давайте начинать, — произнес Грег, пританцовывая; руки его извивались, как резиновый шланг. — Где моя фотомодель? Ферн, ты готов?
Ферн, криво улыбаясь, вышла из раздевалки.
— Я думала, на съемках будет парень. Разве мы не парня ждали?
— Вот он, — ответил Грег, указывая на Бена.
— Я имела в виду мужчину.
— Фотомодель-мужчина еще не пришел. Он выступает в оркестре и вовсе не хочет позировать. Нам повезло, что вообще удалось его ангажировать.
В том, что он даже не подумал прийти, я усматриваю некий подарок судьбы. Но хорошо, что хотя бы он в принципе согласился на эту работу. Элайзу вполне устраивал и такой вариант.