Одержимость - Рамона Стюарт

появилась Шерри Тэлбот, с трудом тащившая огромную парусиновую сумку. Возможно, она вошла во время нашего разговора и мы не заметили ее. Теперь же она как бы материализовалась перед нами.

Годы избирательных кампаний, по-видимому, приучили ее к таким пустякам, как семейные ссоры в сумасшедших домах. Она лучезарно нам улыбнулась.

— Салют, Джоэл. — Ее глаза блестели, светлые волосы сверкали, она открыла свою сумку, и Джоэл в замешательстве уставился на чисто вымытые яблоки, виноград и персики, аккуратно завернутые в зеленый целлофан.

— Как ты сюда попала? — спросил он наконец.

— Я вспомнила одного парня, с которым встречалась прошлым летом в Хамптоне. Он работает в администрации госпиталя.

— Но как ты узнала, что я здесь?

— Мне сказала Нора, — ответила она.

Он посмотрел на меня как на предателя, и я поняла, как может себя чувствовать человек, пойманный врасплох, небритый, в старом выцветшем больничном халате, с бумажными тапочками на ногах. Но уже не было времени ничего объяснять. Джоэл и я грустно молчали, а Шерри, усевшись на скамейку рядом с нами, совершенно не обращая внимания на зарешеченные окна и толпы сумасшедших, взахлеб рассказывала нам о статье в газету, которую она попросила написать.

Пока она болтала, Джоэл непроизвольно глубоко вздохнул. Я бы не обратила внимание, пока он не вздохнул снова. Тогда я вспомнила нашу мать: она вздыхала так, когда последний раз была дома. Это был необычно теплый майский день, и она открыла все окна, чтобы запах лилий проникал в комнату. Весь день она лежала в этом сладком теплом воздухе, глубоко вздыхая, повернув голову к телевизору, откуда доносились смех и болтовня. В эту ночь отец снова отвез ее в пансионат. А на следующий день она была мертва — нашла ножницы в сумке у сиделки.

Шерри чирикала, а я смотрела на Джоэла. В его глазах была скука, лицо побледнело. Как бы там ни было, я заберу его отсюда.

Когда к нам подошел врач, чтобы сказать, что визит окончен, я выпалила:

— Я собираюсь нанять частного психиатра.

— Зачем? — удивился Джоэл, а затем переменил тактику. — Я думаю, что ты права. Я, пожалуй, скажу им, что принял ЛСД прошлой ночью.

— Это будет прекрасно, Джоэл, — сказала я: я прекрасно понимала его, он имел в виду, что скажет об этом врачам, и вовсе не собирался признавать этот факт передо мной.

— Таким образом, мне не понадобится психиатр, — заключил он.

— Но, дорогой мой, боюсь, что тебе все же понадобится психиатр. Хотя бы для того, чтобы ты больше не принимал наркотики, — торопливо вмешалась я, — это будет всего лишь Эрика Лоренс.

Это его успокоило. Он познакомился с Эрикой, приезжая к нам на Побережье на каникулы, и ее причуды пришлись Джоэлу по душе. Несмотря на то, что уже многие годы они не встречались, он иногда спрашивал о ней. Возможно, ее напускная фривольность смягчала угрозу психиатрического вмешательства.

— Если это будет лишь Эрика, — сказал он, — тогда ладно.

Так, совершенно неожиданно, выполнив свою миссию, я поспешила побыстрее удалиться, пока он не создал новые трудности. Я поцеловала его в щеку, а он потрепал меня по плечу — наши детские склоки всегда скрывались под маской семейной солидарности.

И все же, проходя вместе с Шерри по коридору, я была обеспокоена. В этой солидарности таился острый подводный камень. Кажется, я начинала понимать: мы заключили молчаливый пакт об обмане персонала госпиталя.

Когда за дело взялась Эрика, дела Джоэла пошли на поправку и через десять дней его выписали. Я забрала его в среду днем. Он надел свежую рубашку, получил свои часы, ключи и деньги и всем своим видом выказывал юношескую самоуверенность. Именно таким он тогда и запомнился.

Но где-то между палатой и выходом из вестибюля в нем произошла перемена. В Джоэле появилось какое-то внутреннее напряжение. Тогда я думала, что понимаю его: двенадцать дней заточения сильно отдаляют человека от повседневной жизни. Мы пошли по Первой Авеню и остановили такси, но он не торопился дать свой адрес.

— Ты не хочешь идти домой? — спросила я.

Его рот напрягся. Он попытался спрятать это под улыбку, и фальшивость в выражении лица заставила меня обратить внимание на его необычную бледность. Неожиданно я поняла, что он был смертельно напуган.

— Может быть лучше остаться у меня? — спросила я.

— А у тебя найдется комната на несколько дней? — спросил он, заметно повеселев.

Я дала таксисту свой адрес, и дальше мы ехали молча. Краем глаза я замечала проплывающие мимо нас кирпичные фасады домов, но голова моя была занята, с одной стороны, необычным страхом Джоэла, а с другой, — размещением Джоэла у меня дома. Когда мы свернули с Первой Авеню, я украдкой взглянула на него, и его спокойствие порадовало меня.

Дети еще не вернулись из школы, и наше появление не вызвало ни каких эксцессов. Вероника, пылесосившая полы, прервалась, чтобы открыть нам дверь, и благодаря своим врожденным пуэрториканским семейным чувствам отнюдь не удивилась переезду ко мне моего брата. Она поздоровалась с ним и пошла готовить для него чистое постельное белье и варить кофе. Когда мы вошли в гостиную и сели в кресла, появился Барон. Удостоверившись в нашем присутствии, он молча удалился.

— Вальтер где-то здесь. Он, наверное, спит, — сказала я, надеясь, что он не огорчился отсутствию радушной встречи котом своего хозяина.

Но Джоэла это не расстроило. Он спокойно сидел в кресле, вперив свой взгляд в кучу дров, сложенных у камина.

— Может, зажжем огонь, — предложила я, — и выпьем кофе?

— Отлично, — задумчиво сказал он.

Я подождала немного, но он так и не подошел к камину. Тогда я встала, скомкала газету и, положив ее и пару поленьев в камин, разожгла огонь. Меня немного позабавила мысль о том, что после госпиталя и, в частности, после палаты релаксации, Джоэл и впрямь считал себя абсолютно расслабленным.

Мысли о госпитале пробудили размышления об умственных заболеваниях. После того как Вероника принесла поднос с кофе, я сказала:

— Эрика, между прочим, не принимает пациентов у себя дома. В клинике у нее есть собственный кабинет.

Вероятно, я предполагала, что он сорвется с места, побежит к телефону и назначит ей свидание. Но мои предположения редко оправдывались. Он лишь небрежно кивнул, и я подала ему кофе. Он поставил чашку на столик возле себя и снова