Миф. Греческие мифы в пересказе - Стивен Фрай

Почти неизбежно, что в прямой схватке объединенные силы титанов оказались бы для их юных противников чересчур могучими. Титаны были мощнее, безжалостнее, неукротимее. Все, кроме сыновей Климены Прометея и Эпиметея, встали на сторону Кроноса, намного превзойдя маленькую группу самозваных богов, восставших против них под предводительством Зевса. Но так же, как Уран дорого заплатил за свой проступок — заточение циклопов и гекатонхейров в утробе Геи, Кроносу пришлось заплатить за свою ошибку — за то, что он упек их в пещеры Тартара.

Мудрая и смекалистая Метида надоумила Зевса спуститься в Тартар и освободить его троих одноглазых и троих сторуких братьев. Зевс предложил им свободу до конца времен, если они помогут победить Кроноса и титанов. Уговаривать не пришлось. Гиганты тоже встали на сторону Зевса и показали себя отважными и неутомимыми воинами[37].

В последней решающей битве безжалостная ярость гекатонхейров — не говоря уже об их запасах голов и рук — чудесно сочеталась с бешеной электрической мощью циклопов, чьи имена, как мы помним, Яркость, Молния и Гром: Арг, Стероп и Бронт. Эти одаренные умельцы вложили свое мастерство в молнии, которые Зевс применил как оружие и научился с ювелирной точностью метать их во врагов, тем расщепляя на атомы. Под его водительством гекатонхейры поднимали и швыряли с чудовищной скоростью валуны, а циклопы жгли и ослепляли врага световым спектаклем и оглушали кошмарным ревом грома. Сотни рук гекатонхейров сгребали и метали, сгребали и метали в противника бесчисленные камни, словно ополоумевшие мельницы-катапульты, пока, побитые и потрепанные, титаны не попросили о прекращении огня.

Оставим их на время, великие окровавленные головы титанов свешены в полном и окончательном поражении, и на миг отвлечемся на то, что происходило в мире в те жуткие десять лет битвы.

Пламя и пыл войны выжгли, напитали и удобрили землю. Пробилась новая поросль и сотворила в наследство богам свежий зеленый мир.

Как вы помните, Космос когда-то был лишь Хаосом и ничем более. Затем Хаос изрыгнул первые формы жизни, первичных существ — и начала: свет и тьму. С развитием каждого следующего поколения и с возникновением и дальнейшим воспроизводством новых сущностей прирастала и сложность. Те древние первобытные стихии-основы преобразились в формы жизни еще большего многообразия, пестроты и изобилия. Рожденные существа обрели изощренные неповторимые личные черты и индивидуальность. Выражаясь компьютерным языком, жизнь словно сделалась двухбитной, затем четырехбитной, далее восьми-, шестнадцати-, тридцатидвух-, шестидесятичетырехбитной и так далее. Каждая следующая итерация производила миллионы, а затем и миллиарды новых разновидностей размеров, форм и, скажем так, разрешения. Сложился характер высокого разрешения — как тот, каким мы гордимся в себе, современных людях, — и произошел всплеск того, что биологи именуют видообразованием: возникали все новые и новые формы жизни.

Мне нравится представлять первые этапы творения как старомодный телеэкран, на котором происходит одноцветная игра «Понг»[38]. Помните «Понг»? Два белых прямоугольника вместо ракеток и квадратная точка вместо шарика. Бытие было примитивной, пикселированной разновидностью пинг-понга. За тридцать пять — сорок лет игры эволюционировали до трехмерной графики сверхвысокого разрешения с виртуальной и дополненной реальностью. То же и с греческим Космосом: творение, начавшееся с неуклюжих примитивных очертаний в низком разрешении, преобразилось до насыщенной разнообразием жизни.

Возникли двусмысленные, непоследовательные, непредсказуемые, интригующие и непостижимые твари и боги. Здесь применимо замечание Э. М. Форстера[39] о людях в романах: мир двинулся от плоских персонажей к округлым — к развитию личностей, чьи действия способны удивлять. Тут-то и началась потеха.

Мнемосина (память), одна из первых титанид, родила от Зевса девять очень смышленых и творческих дочек — муз, живших в разное время на горе Геликон (где позднее забил фонтан Иппокрена), на горе Парнас рядом с Дельфами и в фессалийской Пиерии, где журчал Пиерийский родник — метафорический источник всех искусств и наук[40].

Ныне музы считаются святыми покровительницами искусств в целом и личными источниками вдохновения для отдельных людей. «О если б муза вознеслась, пылая…»[41] — восклицает хор в первой сцене Шекспирова «Генриха V». Мы называем «своей музой» того, кто подогревает в нас творчество и подталкивает к величию. Музы есть в «музыке», «amusements», «музеях» и всяческих «musings»[42]. У. Х. Оден считал, что образ капризной богини, которая шепчет поэту на ухо, точнее всего описывает сводящую с ума ненадежность творческого вдохновения. Бывает, она подсовывает золото, а иногда, перечитав написанное, понимаешь, что она надиктовала тебе совершеннейший шлак. Мать муз, может, и Память, а вот отец у них — Зевс, и его вероломное непостоянство — тема многих дальнейших историй.

Но давайте познакомимся с этими девятью сестрами, каждая — воплощение и покровительница своего самостоятельного жанра в искусстве.

Каллиопа

У КАЛЛИОПЫ довольно бесславная языковая судьба: она — муза эпической поэзии. Каллиопа отчего-то превратилась в паровой оргáн, какие играют на ярмарках, и, похоже, только там и услышишь ее имя в наши дни. Зато для римского поэта Овидия она была старшей из всех муз. Ее имя означает «прекрасный голос», и она же родила ОРФЕЯ, едва ли не главного музыканта во всей греческой истории. Величайшие поэты, в том числе Гомер, Вергилий и Данте, берясь за масштабные творения, взывали именно к ней.