Лед и пламень - Шеннон Хейл

Роллан улыбался и хотел радоваться, но ему было не по себе. Тогда, давно, Эссикс предупредила его, что от Зерифа надо бежать без оглядки. Чутье не подвело ее тогда и с тех пор не подводило ни разу. И в его памяти были свежи воспоминания о Зерифе и захватчиках, убивших отца Мейлин.

Роллан хотел прижаться к матери, положить голову ей на грудь под подбородок, как в детстве, и утонуть в ее объятиях. Но их разделяли годы, проведенные в одиночестве на улицах, смерти от рук захватчиков и даже эта схватка ворона и ястреба.

– Мне… мне надо проверить, как там мои… ээ… друзья, – запинаясь, пробормотал Роллан и ушел, пока не передумал. В груди вдруг закололо, словно от сердца оторвали кусок.

Роллан шел медленно, но сердце у него колотилось, как бешеное. Его била дрожь, кровь кипела в жилах, тело жаждало движения.

Роллан хотел найти того, на кого можно свалить вину за боль, что он испытывал, и от души поколотить его. Но вместо этого он побежал. Изо всех сил напрягая мышцы, промчался мимо домов и вдоль стены.

Возле дома Пии Роллан остановился. Из открытого окна доносились голоса. Роллан перевел дух и неслышно подошел ближе, прямо к окну.

– Говори Пие что хочешь, Шейн, но не думай, что и я на твою ложь поведусь! – кричал Тарик. Всегда невозмутимый Тарик зашелся в гневе. Видно, для него битва при храме Динеша тоже не прошла бесследно.

– Пожалуйста, Тарик, – спокойно говорил Шейн, не обращая внимания на его гнев. – Не волнуйся. Ты же знаешь, что обезопасить Пию и ее город могу только я.

Тут Роллан услышал шаги за спиной и отпрянул от окна. По дорожке к колодцу шла Пиа с кувшином. Тарик с Шейном продолжали спорить.

– Подслушал что-нибудь интересное? – спросила Пиа, опуская кувшин в колодец. Она выглядела уставшей, даже ее неизменная улыбка не скрывала печали.

– Послушайте, Пиа. Я не из Зеленых Мантий и в чужие дела носа не сую. Пускай каждый своим делом занимается. Но я видел, что сделали Шейн и его сообщники. От них пощады не жди. Они любого убьют, кто встанет на их пути.

– А какой у них путь? – спокойно спросила Пиа, наливая воду в кувшин.

– Разрушения, – ответил Роллан. – Превосходства. Везде опасно. Если пришел Шейн, то вслед за ним вскоре пожалует армия захватчиков. От них не спрятаться. Везде опасно, и жизнь больше не будет прежней. Цонг пал. Они повсюду – и в Нило, и в Эвре. Прошу вас. Если вы нам не поможете, не только вам не видать вечной жизни – все погибнут и все будет разрушено.

Пиа кивнула. Казалось, она не сильно удивилась, а Роллан вдруг подумал, что она наверняка помнит войну с первым Пожирателем, ведь она такая старая.

– Вы знаете, где найти Шуко, – сказал он. – Пожалуйста. Все равно ее найдут и разбудят, а талисман заберут. Не мы, так захватчики.

Пиа сжала губы. Она окинула взглядом город, будто смотрела на него в последний раз. Увидев выражение ее лица, Роллан подумал, что сейчас она ему солжет.

Но тут из окна донеслись громкие голоса Тарика и Шейна, и Пиа вздохнула.

– Извини, надо вернуться к гостям, – сказала она и направилась к дому.

Эссикс вскрикнула, кружа в небе, и в эту секунду Роллан заметил, что Пиа засунула руку в карман фартука, словно проверяя, на месте ли спрятанная вещь.

Роллан бросился за ней и догнал в маленькой кухоньке.

– Что вы прячете? – спросил он, показав на карман фартука. – Что у вас там?

Пиа по-прежнему улыбалась, хотя ее улыбка больше походила на гримасу. Она снова засунула руку в карман, но на ее лице появилась нерешительность.

– Я хотела отдать это одному из ваших. Думаю, вы с друзьями быстрее найдете Шуко, чем эти незваные гости.

Правда. Она говорила истинную правду.

Вдруг Эссикс снова предупреждающе вскрикнула, и Роллан вздрогнул. Обернувшись, он увидел, что мимо открытой кухонной двери пролетел Вайкрус и устремился к Айдане, которая вышла из маленькой рощицы.

– Роллан? – позвала его Айдана, и в эту секунду Пиа бросила что-то тяжелое во внутренний карман роллановой мантии и поспешно ушла в гостиную.

Роллана сбило с толку внезапное появление матери, и он не обратил внимания на выражение лица Пии. Он заглянул в карман – там лежал компас.

Зачем Пиа дала ему компас?

Волоча ноги, Роллан вышел на улицу. Яркий солнечный свет резал глаза, и он быстро заморгал.

– Роллан, все хорошо? – спросила Айдана, подходя ближе. – Ты убежал.

«Видимо, семейная черта», – подумал он.

Но ведь теперь его мать – живая, настоящая – была здесь. Это лицо, которое так часто являлось ему в снах, не было плодом воображения жалкого одинокого сироты. И сердце болело там, где от него будто оторвали кусок.

– Прости меня, – сказала она.

И Роллан ей поверил. Ей правда было жаль. Все ее слова – правда. Она болела, разум ее помутился, она пыталась его защитить. И вот она нашла его. Так почему же на душе гораздо тяжелее, чем тогда, когда он думал, что она умерла?

– Останься со мной, – попросила Айдана. – Прошу тебя.

С языка чуть не сорвалось, что он останется. Но он сдержался и посмотрел на дом, откуда доносились громкие голоса Тарика и Шейна.

– Шейн славный малый, – сказала Айдана. – Честное слово. Я сама много раз видела, сколько хорошего он делает.

– Я видел… другое, – возразил Роллан.

– Он ярый защитник тех, кто пострадал от двуличных Зеленых Мантий. Они прячут от всех Нектар, хотят вовлечь нас в свои тайные планы.

Роллан не хотел с ней спорить, но слова сами сорвались с языка:

– Нам не нужны ни Зеленые Мантии, ни захватчики.

Айдана покачала головой.

– Зериф спас мне жизнь, Роллан. Я его не брошу. Мне тяжело было бросить тебя, и я больше никогда так не поступлю с теми, кто мне дорог. К тому же мы даем Желчь людям, которые страдают от болезни связи. Уже сотни спасли! Король Рептилий наведет порядок во всем Эрдасе! Вступай в наши ряды. Стань творцом нового мира, – и Айдана умоляюще простерла к нему руки.

Эссикс не было рядом, она не могла его остановить. И Роллан, спотыкаясь, бросился вперед и упал к ней в объятия. Мать крепко прижала его к себе, обвив руками. Его руки безвольно повисли вдоль туловища, он ее не обнял. Потом он почувствовал, что она прижалась щекой к его макушке, подбородком ощутил спокойное биение ее сердца. Впервые в жизни он чувствовал себя в безопасности, но лишь отчасти. Душа его нестерпимо болела.