Заводной апельсин. Вожделеющее семя - Энтони Берджесс

повзводно следовать в казармы под командой нестроевых младших капралов, обутых в парусиновые туфли. Рожи капралов светились довольством штабных крыс. Сержантов разместили в помещениях без всяких удобств: под потолком слабо горела красным светом одна-единственная голая лампочка, на полу лежали пыльные засаленные ватные матрацы. Ни коек, ни запасных одеял не было. Грязная плита стояла холодной. Проводником сержантов был мрачный старшина из хозчасти.

– Где мы находимся? – спросил Тристрам.

– В базовом лагере двести двадцать два.

– Это мы знаем. Где он находится? – В ответ старшина с чмоканьем втянул воздух через зубы и вышел.

– Прислушайтесь, – сказал сержант Лайтбоди Тристраму, когда они, сбросив ранцы, встали у двери. – Вы ничего странного не замечаете в звуках стрельбы?

– Тут так много всяких звуков…

– Я понимаю, но вы прислушайтесь. Звуки доносятся вон оттуда. «Дада-рам, дада-рам, дада-рам». Улавливаете?

– Вроде бы.

– «Дада-рам. Дада-рам». Это ни о чем вам не напоминает?

– Очень правильный ритм, да? Я понимаю, что вы имеете в виду: ритм слишком правильный!

– Совершенно верно! Не напоминает ли это вам прощальную речь командира части немного?

– Боже! Боже! – прошептал потрясенный открытием Тристрам. – Поцарапанная граммофонная пластинка! Не может быть!

– Очень даже может быть. Мощное усиление. Вспышки магния. Электронная война, граммофонная война. И противник, бедняга, видит и слышит то же самое.

– Мы должны вырваться отсюда!

Тристрама била дрожь.

– Невозможно. Мы здесь в такой же ловушке, как и на корабле. Забор под током, часовому приказано стрелять без предупреждения. Нам придется сидеть здесь до конца.

Но они все же дошли до проволочного забора, который был высотой футов в двенадцать Ограждение было сплетено на совесть. Тристрам осветил землю фонариком – Смотрите.

Узкий луч освещал обугленный трупик воробья Помахивая пустым котелком, к ним приближался похожий на кролика младший капрал. Он был без головного убора, воротник кителя расстегнут.

– Держитесь отсюда подальше, ребятки, – проговорил он с наглостью лагерного ветерана. – Это же электричество. И очень много вольт. Сгорите, к чертовой матери.

– Где именно мы находимся? – спросил его сержант Лайтбоди.

– В базовом лагере двести двадцать два.

– О! Ради всего святого, где он находится? – воскликнул Тристрам.

– А это к делу не относится, – с проницательностью, свойственной его званию, ответил младший капрал – Это не имеет никакого значения. Есть такой кусочек земли, и все.

На дороге, проходившей рядом с лагерем, послышался усиливающийся рев моторов. Показался трехтонный грузовик с зажженными фарами, он направлялся к берегу моря. Вслед за ним проехал еще один грузовик, потом еще и еще… Это была целая колонна из десяти машин. Младший капрал стоял по стойке «смирно» до тех пор, пока не скрылся из глаз последний красный огонек.

– Покойнички, – сообщил он с тихим удовлетворением. – Полные грузовики трупов. А ведь подумать только, всего два дня назад они тоже были здесь, прогуливались, как и вы, перед ужином, а может, и со мной разговаривали, как и вы…

С деланной скорбью младший капрал покачал головой.

Далекий граммофон продолжал крутить пластинку: «Дада– рам, дада-рам…»

Глава 7

На следующее утро, сразу после мессы, им объявили, что вечером их отправят на фронт. Участие в каком-то шоу стало неизбежным. Мистер Доллимор сиял в его предвкушении.

– «Трубите трубы над морем тр-р-рупов!» – бестактно продекламировал он, стоя перед своим взводом.

– Похоже, что вы обуреваемы очень сильными позывами к смерти, – заметил Тристрам, чистивший свой пистолет.

– Что? Как? – Мистер Доллимор вернулся к реальности из своего цитатника. – Мы останемся живы. А боши получат свое, все, что им причитается!

– Боши?

– Да, враги. Это другое название противника, – объяснил Доллимор. – Когда я учился на офицерских курсах, нам каждый вечер кино показывали. Там всегда были боши. Нет, вру. Иногда там были фрицы. А иногда Джерри.

– Понятно. И вы, наверное, «проходили» стихи о войне?

– Да, утром в субботу. После перерыва. «Для воспитания боевого духа», – говорил капитан Одэн-Ишервуд. Это были мои любимые занятия.

– Понятно.

День был сухим и холодным, ветер поднимал пыль. Перед глазами – колючая проволока под сильным током, надписи «МО»

– «Министерство обороны», перепаханное взрывами поле за забором, приводящее в уныние точно так же, как и неспокойные воды Атлантики вокруг острова Б6. Вдали все так же трещали разрывы и были слышны глухие удары. Представление было круглосуточным. Вполне возможно, что диск-жокеи в звании младших капралов работали в три смены, но в небе не было ни одной вспышки В полдень древний аэроплан – растяжки, распорки, открытая кабина, машущий рукой летчик в защитных очках – пролетел над лагерем туда и обратно.

– Один из наших, – объяснил взводу мистер Долли-мор. – Это наши доблестные Королевские военно-воздушные силы.

На обед были мясные консервы с гарниром из сушеных овощей, потом пара часов сна на раскладушке, потом чай с рыбным паштетом и Индивидуальным Фруктовым Пирогом Арбакля. Вечером, когда солнце утонуло в море, в этой блестящей под луной кастрюле, полной звездной яичной скорлупы, пришло время получать со склада боеприпасы, а также мясные консервы, по банке на нос, и по краюхе серого хлеба. На этикетке консервной банки выделялись два крупных иероглифа: Тристрам усмехнулся: любой дурак, если у него сестра в Китае, может понять, что означает второй раздвоенный иероглиф (выходит, для китайцев сущность человека заключается в его раздвоенности?). Кстати, как-то она там поживает? И что с американским братом? За одиннадцать месяцев Тристрам получил одно письмо, всего одно, от близкого ему человека. И самого дорогого. Он похлопал себя по нагрудному карману, где письмо лежало в целости и сохранности.

«Шу жэнь», так? Транслитерация латиницей ясно виднелась на нижнем краю этикетки. Сочная, мягкая, готовая к употреблению человечина.

С наступлением сумерек их построили в походную колонну. Фляги были наполнены водой, штыки примкнуты, стальные каски обтянуты чехлами. Командование принял на себя мистер Солтер, офицер из другого батальона. Ему недавно присвоили звание капитана, и поэтому он чувствовал себя еще несколько не в своей тарелке Похоже, на имевшейся у него бумажке был изображен маршрут следования. Провожать их никто не собирался. Капитан Солтер срывающимся на писк голосом скомандовал: «Направо по три шагом – марш!» – и Тристрам, выполняя команду, удивился ее несоответствию истории. Он был совершенно уверен, что во времена «тех» войн походные колонны строили «по четыре». Похоже, что в основе современной войны лежала эклектическая простота: «Не будем слишком педантичными».

Строевым шагом отряд промаршировал к выходу из лагеря. Кроме часового, которому по уставу полагалось отсалютовать им оружием, никто не помахал им рукой на прощанье. Они повернули направо и, пройдя с четверть мили, перешли на вольный шаг.