Страж неприступных гор - Феликс В. Крес

— Все это крайне важно, может быть, даже для всего мира, — сказала она, когда он закончил. — Но сейчас прости меня за то, что… как обычная обиженная девушка… пусть даже воительница, побежденная в битве… спрошу о другом. О пустяках. Меня мучила тупая сила, которую пыталась усмирить другая воительница, в чем-то такая же, как я? Нечто должно было получить мою смерть или боль и унижение… и потому все так и было?

— Не знаю, Хайна. Я не могу ответить, где заканчивается пиратка Ридарета и начинается Рубин Риолата. Я верю… наверное, верю в искренность ее намерений. Но в добро, которое скрывается в душе? Пожалуй, нет. Мне трудно согласиться с Кесой, которая утверждает, что она добрая девушка, лишь выгоревшая в сражении, ведущемся уже полтора десятка лет, и совершающая преступления, чтобы предотвратить еще большие.

— Почему бы и нет?

— Потому что я думаю, что все намерения, искушения и желания… благородные порывы, отвратительные прихоти и постыдные потребности давно уже слились в ней воедино. Возможно, осталась лишь искренняя ненависть к силе, которая одновременно является проклятой и благословенной. Спроси, могла ли Ридарета руководствоваться желанием «поступить наперекор» Рубину, и я отвечу: да, наверняка да. Но если ты спрашиваешь, мучила ли она тебя потому, что не могла иначе, или ей это просто доставляло удовольствие, я не отвечу. Скорее всего, было и то, и другое. Это давно уже не человек, Хайна. Ею не движут чувства, которые мы знаем и можем назвать. Иногда эти чувства подобны нашим, но, вероятно, лишь внешне, ибо откуда они берутся, как влияют друг на друга, какими путями движутся… Я не возьмусь об этом говорить. Мне пришлось бы просто гадать.

— Кто-то ее… любит. Очень отважный человек, который спас ей жизнь. Она тоже его любит? Своего опекуна, почти отца?

Готах беспомощно развел руками:

— Не знаю, что сказать. Что значит для нее слово «любить»? Она совершенно спокойно рассказывала Кесе, как убивает собственных детей, совсем так, будто убирала из-под себя нечистоты… Да, они все содержат в себе чистую мощь Рубина, трудно сказать, живые ли они вообще. Но она носит их под сердцем, чувствует первые шевеления, рожает в муках, как и любая женщина… И помогает разрывать их на куски, которые быстро съедают рыбы. Она видит в них лишь «рубинчики», может, даже и справедливо, но все же она их мать, а внешне это обычные новорожденные, не отличающиеся от нормальных детей. Если самый могущественный из женских инстинктов мог подвергнуться подобному извращению, то что говорить об остальных инстинктах? Чувствах? Я боюсь касаться этой темы, ибо она мне не по силам, Хайна. Я не знаю, что чувствует княжна Ридарета. Вероятно, она может быть преданной, веселой, иметь друзей, уважать кого-то за что-то… Но какие при этом действуют правила? Еще раз повторяю: не знаю.

— Кеса считает так же?

— В том-то и дело, что нет. Кесу я тоже не понимаю, — признался Готах.

— Может, я попробую ее понять, — задумчиво сказала Хайна.

— Ты? Почему именно ты, которая…

Он не договорил.

— Потому что я видела это нечто вблизи, — неожиданно убедительно, почти резко проговорила она. — Ты не знаешь, о чем говоришь, ваше благородие. Если это нечто поселилось в обычной девушке и сидит там полтора десятка лет… Во имя всех Полос Шерни, ваше благородие! Ты вообще не знаешь, о чем говоришь! Мне хватило нескольких дней, чтобы я была почти готова убить самых дорогих мне людей на свете! Не знаю, чем княжна Ридарета кормит и задабривает это нечто. Но если она может быть обычной пираткой, а к тому же еще кого-то любит… бывает преданной, как ты говоришь, честной с кем-либо… Я вообще не могу себе этого представить. Мы ничто по сравнению с этой девушкой, никто! Ничто! Если все это правда, ваше благородие… Я еду к Кесе, — сказала она, касаясь виска, — и сразу же возвращаюсь, поскольку мне нужно быть рядом с королевой. У меня шрамы на лице… Какие шрамы у Ридареты в душе? — сбивчиво спрашивала она. — Нужно либо ее убить, либо ей помочь. Но оставить это просто так нельзя. Думай, мудрец Шерни! — сказала она, и это прозвучало почти как приказ. — Ты едешь к королеве. Тебе не удалось убить княжну Ридарету, значит, придумай, как можно ее поддержать. Какую новую цепь можно дать ей в руки, чтобы она крепче могла связать эту… дрянь.

Готах не ответил.

Из-за схожести с Деларой, которое Рубин сумел найти в Хайне, она легко поддавалась его влиянию. А ведь княжна Ридарета наверняка никогда не имела дела со столь мощным давлением. Хайна напоминала стену, в которую попал выпущенный из катапульты булыжник; она едва не треснула от удара и полагала, что именно такие удары выдерживала в течение многих лет Прекрасная Риди. Конечно нет. Но с другой стороны… С другой стороны, Черная Жемчужина королевы была уже второй умной женщиной, утверждавшей то же самое. Он не сомневался, что они найдут с Кесой общий язык. Говорило ли это о чем-нибудь? Не обязательно.

И тем не менее цепь, о которой упоминала Хайна, он мог поискать. Вряд ли можно было назвать эту идею нелепой. Жемчужина предложила третье решение, если первым считать уничтожение Ридареты, а вторым — поверить ей и предоставить самой себе. Третье решение, возможно, наилучшее… Не столь надежное, но все больше, чем голая вера.

Однако он сомневался, что ему удастся что-то найти.

— Я сделаю, как ты говоришь, Жемчужина. Прежде всего я расскажу обо всем королеве. Она знает мое мнение и мнение Кесы, ей следует узнать и твое — возможно, самое важное и наверняка самое великодушное, учитывая, что тебе пришлось испытать от рук Риди.

Хайна хотела его остановить, но он не дотронулся до шелковой вуали, лишь мягко отвел в сторону каштановые волосы со лба и положил ладонь ей на висок. Она прижалась к его руке.

Летом светало слишком рано, чтобы устраивать себе подъем на рассвете. — Китар, однако, устроил. Накануне у него состоялся важный разговор. Он любил действовать быстро, но это не означало — опрометчиво и глупо, так что он просто немного подумал, пошел пораньше спать, проснулся тоже раньше обычного и с двумя матросами в шлюпке отправился на «Труп».

Они стояли на якоре у дартанских берегов, в нескольких милях от Нин Айе. Дартан — не Барьерные острова или Гарра; пиратский корабль мог бы войти в здешний порт, но наверняка бы из него уже не вышел. Другое дело в море. Во времена Вечной империи морская стража, хоть и скверная, может, еще и подумала бы о том, чтобы сыграть шутку с пиратами, но теперь… По Закрытому морю болтались прославленные дартанские галеры, устаревшие, неуклюжие, но достаточно мощные; остальные же берега охраняло… неизвестно что. Раладан, к примеру, если бы взял свои эскадры, без труда отправил бы ко дну весь военный флот Дартана — и вовсе не благодаря числу орудий на надстройках и в корпусах новых шхун. Он сделал бы то же самое, даже ни разу не выстрелив. В силу мирного договора весь флот Дартанской морской стражи попросту забрала себе Вечная империя — кроме галер, ибо их содержание стоило баснословных денег. А богатая королева Эзена даже не особо могла купить себе корабли — слишком многое происходило в последнее время на морях Шерера, слишком много судов отправилось на дно, чтобы кто-то жаловался на избыток судов и хотел их продать. Корабли можно было в лучшем случае заказать и построить, но на это требовалось время. Так что у Золотого Дартана имелось несколько новых фрегатов и десятка полтора ужасающих плавучих фобов — приобретенных за цену древесины и именно столько стоивших морских призраков, которые не смели отойти от берега, поскольку в открытом море их мог потопить уронивший помет альбатрос (как выразился бы Броррок).