Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это заставило Антоновича и Грушевского поставить вопрос: не было ли в Киеве двух князей по имени Олег? Быть может, скажем мы. Но и на этот вопрос при современном состоянии источников точно ответить невозможно[505].
Время деятельности, обстоятельства жизни и смерти Олега (Олегов?) остаются все же неясными.
Мы даже не знаем точно, когда начал княжить Игорь. «Повесть временных лет» указывает, что «по Олзе» «поча княжити Игорь», и датирует начало его княжения 913 г. Перед Игорем, как и перед Олегом, стояла задача объединения земель восточных славян. Временное подчинение некоторых славянских племен при Олеге было непрочным. «И деревляне затворишася от Игоря при Ольгове смерти». «Иде Игорь на Деревляны, и победив а, и возложив на ня дань больши Олгови»[506].
Далее летопись сообщает о войне Игоря с уличами. Игорь «примучи Угличи, и вьзложи на ня дань…» «И не дадеся ему един град, именем Пересечен». Три года продолжалась осада Пересечена «и едва взят его»[507].
Чрезвычайно интересным для характеристики Киевского государства тех времен является рассказ летописи о том, что дань с покоренных уличей Игорь дал своему воеводе Свенельду. Впоследствии тому же Свенельду Игорь «даде дань Деревскую… и имаше по черне куне с дыма»[508].
Примитивный характер складывающегося древнерусского государства обнаруживается в той своеобразной системе, которую К. Маркс назвал «вассалитетом без ленов, или ленами, состоящими только из дани»[509].
Сама по себе земля еще ничего не стоила, ибо это был еще «дофеодальный период, когда крестьяне не были еще закрепощены»,[510] а следовательно, феодальные отношения, определяющие высокую ценность земли вместе с сидящим на ней подвластным и эксплуатируемым населением, еще только складывались. Ценность представляла собой не земля, а дань, которую можно было с нее получить, вернее, с населявших ее общинников.
Поэтому своему влиятельнейшему воеводе — Свенельду — Игорь дает дань с земель покоренных уличей и древлян, вызвав этим недовольство своих дружинников: «се дал еси единому мужеви много». И действительно, окруженный своей дружиной — «отроками», богатыми воинами, которые вскоре же «изоделися суть оружьем и порты», собиравший дань со всей земли уличей и древлян, игравший большую роль в политической жизни Киевской Руси времен Игоря, его сына Святослава и внука Ярополка, влиятельный, знатный, богатый и могущественный Свенельд, один из тех «светлых» и «великих князей» и «великих бояр», которые окружали князя киевского, был вторым после самого «великого князя» Игоря во всей Русской земле.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что Свенельд не назван в договоре Игоря с Византией, но упоминается в договоре Святослава. В литературе (А.А. Шахматов и В.А. Пархоменко) было высказано предположение, что это объясняется враждебностью Свенельда и Игоря.
В.А. Пархоменко считает, что Свенельд был князем новгородским (!) и древлянским, сын которого был убийцей Игоря.
У нас нет оснований присоединяться к мнению обоих исследователей: на это не дают права наши источники. И отсутствие упоминания о Свенельде в договоре 944 г. объясняется тем, что Свенельд не участвовал в походе и устраивал свои дела в «Деревах» и в земле уличей, в результате чего его дружина «изоделась» «суть оружьем и порты», не принимая участия в нападении на Византию.
А это он мог сделать потому, что могущественный «светлый князь» был в достаточной степени независим от Игоря и «вассалитет без ленов, или лены, состоящие только из дани» (К. Маркс), не накладывали и не могли наложить на него больших обязательств по отношению к киевскому князю.
Лишь постепенно, после укрепления княжеской власти при Ольге, Свенельд становится воеводой киевского князя уже в полной мере и перестает быть полунезависимым правителем в земле древлян и уличей. Но об этом ниже.
Где же происходила борьба Игоря с уличами? Очевидно, где-то в южной части Среднего Приднепровья и на нижнем течении Днепра. Здесь, а не в Бессарабии, стоял и летописный город уличей Пересечин, и бессарабский Пересечин является лишь позднейшим двойником древнего города уличей, с низовьев Днепра продвигавшихся на юго-запад. Это был последний этап того многовекового передвижения на юго-запад из Среднего Приднепровья, которое за последнее время усилилось в связи с появлением печенегов и «примучиванием» со стороны киевского князя. Это был и последний этап продвижения на юг славянских племен лесной полосы. Что это так, что в данном случае речь идет не о простом «примучивании», за это говорит то, что ни одно племя — ни северяне, ни радимичи, ни вятичи после обложения их данью со стороны киевского князя никуда не выселялись, и переселение уличей следует рассматривать как вытеснение и частично ассимиляцию местного славянского населения пришлым славянским же населением, в землях которого сложилась государственная власть, олицетворяемая киевским князем.
«По сем», т. е. после взятия Игорем Пересечина, расположенного где-то у Днепра, уличи переселяются «межи Буг и Днестр», и тут-то ими, по-видимому, и был основан двойник приднепровского Пересечина — бессарабский Пересечин.
Летопись сообщает о борьбе Игоря с печенегами (920 г.), а из других источников мы узнаем о русско-византийских связях первой и второй четверти X в., о чем речь была выше.
В 941 г. Игорь предпринимает поход на Византию. Кроме нашей летописи о походе Игоря сообщают Симеон Логофет, «Житие Василия Нового», Лиутпранд, Масуди, Лев Диакон[511].
Сопоставляя и сверяя сведения, сообщаемые об этом походе Игоря различными источниками, мы можем нарисовать такую картину этого похода Руси, когда Игорь, «презревши клятву, с великим ополчением» подошел к Царьграду (Лев Диакон). Поход был предпринят морем, в ладьях, причем летопись и византийские источники называют колоссальную цифру в 10.000 «скедий» (σχεδὶα), т. е. ладей, а Лев Диакон и Лиутпранд, последний со слов своего отчима, присутствовавшего в Константинополе при казни русских пленников, снижает ее до 1.000.
Время для похода было выбрано очень удачно — византийский флот был занят борьбой с арабами. Византийский император был осведомлен о походе, получив весть о выходе русских в море, по летописи, от болгар, а согласно «Житию Василия Нового» — от херсонесского стратига, но остановить русских в море не