Не боярское дело - Сергей Александрович Богдашов

видел убийцу. Причём, позвонивший достаточно детально и подробно описал ваш вид, и добавил, что скорее всего убийца забежал в двери офицерского собрания. В руке осмотренного трупа оказалась ваша пуговица, а обе раны в сердце и в печень нанесены кортиком, судя по ранам на теле и порезам на одежде. Выигранные деньги пропали.

– Ага, а пуговицу я кортиком срезал, – подсказал я уряднику, отчего тот только поморщился. Кортик – оружие колющее, лезвие у него не заточенное, чтобы пуговицу им отпилить, минуты две-три шмурыгать надо, пока нитки перетрёшь.

– Своё мнение относительно вас я отдельным рапортом изложу, обещаю. Впрочем, вам можно не волноваться. Если офицеры, с которыми вы были за столом подтвердят, что вы никуда не отлучались, то следователь вне всякого сомнения с вас все обвинения снимет, – вроде бы бесстрастно изложил мне урядник, но я успел заметить, как он внимательно отследил мою реакцию на свои слова.

– Только те, что за столом… – задумчиво протянул я, и заметил, как у полицейского азартно блеснули глаза, – Так рядом с нами ещё четыре стола соседствовали. Человек двадцать свидетелей наберётся, если что. К тому же за вечер к нам многие с поздравлениями подходили и с других столов, опять же официантов можно поспрашивать.

– Максим, – совсем не по уставному остановил маг дернувшегося было, словно от пощёчины, урядника, – Граф шутить изволят. Просто объясни ему, что мы сейчас ничего не решаем. У нас есть приказ, и мы должны его выполнить.

– Действительно, – урядник, чуть катанув желваками, постарался не выказывать свою злость и разочарование, – Наше дело маленькое. Вас найти, улики собрать, провести предварительный опрос, да и доставить в управление. Все остальные вопросы следователь будет решать.

– Ночью? – не смог сдержать я удивления, кивая на тёмное окно.

– Отчего же. Следователи наши – господа важные. Они только к утру прибывать на службу изволят.

– И что я там до утра буду делать? – я искренне удивился несуразности происходящего.

– Как и все. В камере посидите, – пожал плечами урядник, словно говоря о чём-то обыденном и несущественном.

– В камере, значит, – от прилива гнева у меня зашумело в голове и я начал подниматься из-за стола, машинально формируя вокруг себя щиты.

– Явная подстава, – подал голос Юрий, переключая на себя моё внимание, – Если минут двадцать дадите, то мы попробуем усиление вызвать. Щиты у вас пару выстрелов выдержат? – обратился он ко мне.

– Даже больше, – кивнул я ему, постепенно остывая и приходя в себя.

– Велика вероятность, что стрелять на выходе будут. Хотя и на маршруте могут подловить. Вы же его в изолятор Третьего управления собрались везти? – спросил у урядника Володя, проводив взглядом убежавшего к телефону напарника.

– А куда же ещё. Одно у нас место, где Одарённых содержат, – подтвердил полицейский, наблюдая за действиями охраны с некоторым скепсисом.

– Народа по ночному времени у нас мало, но ребята уже выехали и сейчас пробегутся по подозрительным местам, – доложил Юра, вернувшись.

Полчаса мы провели в томительном ожидании, коротая время обычными разговорами.

Для себя я из разговоров выяснил, что камеры в Третьем отделении вполне приличные, а те, что для родовитых предназначены, больше похожи на гостиничный номер, правда далеко не самой лучшей гостиницы. Это мне маг рассказал, и судя по ухмылкам урядника, знания о камерах у мага были отнюдь не теоретические.

Заодно узнал, что от посещения изолятора мне не открутиться. Убийство гвардейского офицера – событие из ряда вон выходящее и за излишнюю рьяность при его раскрытии полиции ничего не будет, хоть самому Императору жалуйся.

Раздавшийся телефонный звонок хлыстом стеганул по нервам.

Все уставились на Юру, который взял трубку, и выслушав собеседника, задал ему несколько вопросов, прежде чем закончил разговор и положил трубку.

– Был человек. Крышами ушёл, а потом по заранее заготовленной верёвке вниз спустился и скрылся в подвалах. Вот только ребята считают, что это не снайпер был, а наблюдатель. Оружия нигде не нашли, и по крышам он налегке бежал, даже бинокль бросил, – коротко пересказал Юрий свой разговор с коллегами из агентства.

– Зачем ночью бинокль? – урядник сходу вычленил из рассказа несоответствие, показавшееся ему странным.

– Вместе с эликсиром ночного зрения отлично работает. Похуже чем днём, конечно, но ненамного, – поделился собственным опытом охранник, – Лучше давайте маршрут обговорим. Ребята сейчас две спецмашины подгонят и сопровождение организуют. Вы со своим автобусом нас задерживать будете. Поэтому его лучше отправить пустым, а вас всех разместить в наших машинах. Надеюсь, возражений нет?

Кавалькада из четырёх чёрных внедорожников и двух мотоциклов промчалась по ночной столице без приключений.

– Ночью внимательнее будь. Похоже, ничего ещё не закончилось, – шепнул мне Юра на прощание и дождавшись сигнала от руководителя группы, подтолкнул меня к калитке изолятора.

Миновав несколько железных дверей и решёток, мы оказались в тёмном коридоре. Все, кроме урядника и тюремного надзирателя, остались за первыми же дверями, а вскоре и меня затолкнули в небольшую комнатёнку, где из убранства имелась одна деревянная лавка и серые бетонные стены, исцарапанные и исписанные разнообразными надписями.

Немного побродив взад-вперёд, я уселся на лавку и начал изучать «наскальную» литературу.

– «Тюрьма, как много в этом слове, для сердца русского слилось», – задавал тон неизвестный поэт, прилично отработавшись на ниве плагиата.

– «Кто не был лишён свободы, тот не знает её цены», – вторил ему тюремный философ.

– «Адын год паселений. Ашот – вор», – отметился явный выходец с Кавказа, и получил кучу крайне неприличных комментариев, повествующих о том, где комментирующие видели такого вора и чего они ему желают в будущем.

Мда-а. Не всё так радужно, как описывал мне маг. В элитной тюрьмушке для Одарённых могли бы и интереснее что-нибудь на стене написать. Разочаровал меня местный контингент. Хотя, скорее всего дело в воспитании. Приличные и умные люди стены пачкать не будут.

Вдоволь насидевшись на жёсткой скамейке, я снова принялся ходить.

На этот раз мои уши, настроившись на абсолютную тишину бетонного мешка, отчётливо передавали мне хруст песчинок под ногами. Привратницкая тюрьмы. Возникло ощущение, что подошвами своих ботинок я в пыль перемалываю рассыпавшиеся здесь в стеклянную крошку чужие судьбы.

Переходы, лестницы, решётки, тяжёлые двери, раз за разом всё больше отрезающие меня от выхода, ведущего на свободу. Пока мы шли до камеры, надзиратели трижды сменялись, передавая меня и оформленные документы с рук на руки. Время от времени мне казалось, что из-за дверей камер, мимо которых мы проходим, высовываются языки магии, словно пытаясь рассмотреть, что происходит.

После бетонного отстойника камера мне показалась даже уютной. Деревянный пол, чисто побеленные стены, окошечко под потолком, забранное тремя толстенными стальными прутьями,