Неистощимая - Игорь Тарасевич

Ксюха вышла, значит, с Цветковым на руках, и тут же другие руки подхватили легонькое тело и положили на пластиковый полицейский щит. Шесть фигур в форме подняли щит с Цветковым над своими касками, и так же над касками Цветков на щите поплыл, передаваемый из рук в руки, от батальона к батальону, от роты к роте. Приближалась уже ночь, уже порядком стемнело, поэтому нам не очень хорошо видно, как там мертвый Цветков путешествует от подразделения к подразделению. Виден нам только красный его затылок, горящий в сумерках, как стоп-сигнал, или голые красные ступни, если щит с Цветковым случайно переворачивали, и его несли головою вперед как живого – ступни, тоже светящие катафотными огнями.

Тут, значит, Ксюха и отдала эту страшную команду, зачастую воспринимаемую в России слишком буквально, хотя и в воинском строю имеющую вполне определённое значение. Отдала эту команду, не только страшную, но и странную в устах женщины. Обычно женщины призваны Богом любить порядок – во всяком случае, и в отношениях с мужчинами, или, скажем, у себя на кухне, не правда ли? Ну, так считается… А если – ну, так считается, – нет у нее ни в чем порядка, то это не женщина, а дура и шлюха… Редкая женщина разрешает мужчине все, что угодно… Разве что очень любящая… А тут Ксюха отдала эту команду, которую все ждали, но которой никто не ожидал от женщины, вышедшей из стеклянных дверей с мертвым телом на руках:

– Вольно!

Команда эта прозвучала не слишком громко, но тут же десятки офицерских голосов покатили по небу:

– Оооо… ль… но! Оооо… ль… но!.. Оооо… ль… но! Оооо… ль… но!..

Знаете, чем американская армия отличается от российской, дорогие мои? В общем, почти ничем. В американской армии при команде «вольно!» надо расставить ноги на ширину плеч и скрестить ладони сзади у себя на копчике. Попробуйте вот сами. Сразу убедитесь, что о свободном, а тем более – вольном самочувствии в такой позе речи не идет. А в российской армии при команде «вольно!» разрешается ослабить, то есть – согнуть одну ногу в колене. Тут-то как раз и появляется во всем теле прекрасная нега… Совершенно излишняя при нахождении в строю.

Мы с вами, дорогие мои, сразу за командой «вольно!» ожидаем команду «разойдись!». Но Ксюха такой команды не отдала, потому что вольные разошедшиеся мужики с оружием в руках – не шутки, это понимает любая женщина в России.

К Ксюхе подошел генерал. Очень красивый, большой, толстый и представительный в фуражке с высокой тульей. Фамилия генерала, кстати тут сказать, нам известна, но в желании сохранить военную тайну мы вам ее не назовем. Тем более, что все генералы всех армий мира примерно одинаковы. Это солдаты, как ни парадоксально, отличаются разнообразием.

Генерал сначала отдал честь, а потом фуражку свою снял и держал ее на согнутой левой руке, словно штатский дипломат – свой цилиндр, представляясь главе государства, а поскольку генерал несколько наклонялся к Ксюхе, возможно, желая выразить ей всяческое почтение, то если бы не черный цвет фуражки, в сумерках могло показаться, что это официант стоит с полотенцем на руке. Ксюха сказала генералу лишь несколько слов, и тут же он надел фуражку и вновь взял под козырек.

Повзводно солдаты, громыхая щитами, начали залезать в машины, скрываясь под тентами, словно в коробках, машины одна за другою всфыркивали и выезжали за ворота. На пустом поле стали видны расставленные через равные промежутки голубые десятикубовые пластмассовые баллоны – до недавнего времени в них была налита водка, а теперь баллоны оказались, как вы сами понимаете, совершенно пусты, и красные их вентили, вырванные из своих винтовых отверстий, валялись рядом.

В топоте ног, в шуме моторов и в шелесте шин по горячему августовскому асфальту нам не слышно, что еще говорит Ксюха генералу. Ксюха ведь самая обыкновенная женщина, дорогие мои, обычная девчонка из провинциального Глухово-Колпаковского села Кутье-Борисово, она не может, даже будучи весьма крупного сложения, не может громогласно отдавать приказы генералам. Правда, генералы, как вы знаете, могут громогласно приказы исполнять.

Ксюха, значит, что-то еще сказала генералу, и тот, продолжая тыкать черными форменными рукавами в воздух, потрясенно спросил:

– Как, вообще? Никогда?

Трагический генеральский бас полетел эхом над полем.

– …да? …да? …да?…

Мы видели утвердительный кивок Ксюхи. Генерал оглянулся на стеклянные двери, из которых вышла Ксюха, потом вновь взглянул на Ксюху, ожидая, возможно, каких-либо с ее стороны возжения огней или обрушения строительных конструкций. Но Ксюха теперь, как, впрочем, и всегда, стала, повторяем, совершенно обычной провинциальной девушкой, пусть и очень крепкого телосложения.

– Слушаюсь… – потерянно сказал генерал.

– …усь… усь… усь… – печально отозвалось небо.

Ксюха вновь что-то ему сказала. Очередной тентованный грузовичок как раз проехал мимо собеседников, на мгновение закрыв их от нашего с вами взгляда, поэтому громогласный генеральский хохот оказался услышанным нами раньше, чем мы вновь увидели Ксюху и хохочущего военачальника.

– Ха-ха-ха-ха-ха… Ха-ха-ха-ха-ха… Ха-ха-ха-ха-ха… – падало с небес, перекрывая все остальные звуки. Генерал даже как-то, знаете ли, откинулся назад и, уронив покатившуюся фуражку, взялся обеими руками за брюхо, чтобы удобнее было смеяться, ставши при этом чрезвычайно похожим на персонажа репинской картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Потом громогласно спросил:

– Всем? Любого звания?

Ксюха вновь утвердительно кивнула, и генерал отчего-то сразу посерьезнел и еще раз произнес:

– Слушаюсь.

– …усь… усь… усь… – теперь прозвучало куда тверже.

Генерал поднял фуражку, рывком нахлобучил ее на себя, козырнул, повернулся через левое плечо и пошагал к черному авто с тонированными стеклами, припаркованному неподалеку.

Хотя Kсюхиных слов невозможно было расслышать, мы, пользуясь своим авторским положением, дорогие мои, можем вам сказать, что Ксюха, во-первых и в-главных, сообщила генералу, что государственная водка личному составу, а также и офицерскому, и генеральскому корпусу отныне выдаваться не будет, и мало того: объявляется сухой закон! Сухой закон! С этой минуты объявляется сухой закон! Для всех! А во-вторых, всем генералам и адмиралам, офицерам, сержантам и старшинам, солдатам и матросам – всем-всем-всем с завтрашнего утра предстоит поголовное бритье лобков, яиц, ягодиц вокруг анальных отверстий и самих половых членов, поскольку у некоторых, в том числе и у…, но мы не можем тут заниматься саморекламой, дорогие мои, у некоторых волосы растут и на членах, да-с. Вот именно это последнее распоряжение, кстати вам тут сказать, и вызвало искреннее веселье генерала, хотя что тут смешного, мы понять не беремся. Ничего смешного.

Может быть, веселье генерала вызвало еще одно Kсюхино распоряжение – помывка решительно всех жителей, как военных, так и штатских, теперь должна происходить не по банным талонам раз в неделю, а ежедневно, причем два раза в день.