Гипсовый трубач - Юрий Поляков

— Вов, сколько я тебе должен?

— За что?

— За наводку.

— Ты что, с ума сошел?! Я же по-дружески!

— А-а-а… — недоверчиво протянул певец. — Хороший ты человек!

В девяносто первом все рухнуло — стало не до концертов и устных журналов. НИИ тихо сокращался, усыхал, сжимался, напоминая некогда цветущий, обильный город, оказавшийся в стороне от новой железной дороги. Зарплату сотрудникам не выдавали месяцами, а если и выдавали, оклада хватало на поход в универсам. Марина, к тому времени уже мать двоих детей, плакала и говорила, что лучше бы она вышла замуж за аспиранта Борю Иванова, эмигрировавшего в 1989 году в Америку вместе со своей секретной специальностью. Помогла ему фамилия бабушки, урожденной Юнгштукер, которую при поступлении он успешно утаил от дотошных кадровиков, искренне считавших, что евреи для оборонных профессий слишком рассеянны.

Директор пытался спасти вверенное ему краснознаменное учреждение и хоть как-то вписаться в рынок. Тогда, в начале девяностых, пошла мода на АОНы — автоматические определители номеров. Звонит тебе, скажем, телефонный хулиган, ты засекаешь — и сразу в милицию.

Или, наоборот, друг тебе набрал и не успел рта раскрыть, а ты ему уже:

— Здорово, Петька!

— Как это ты догадался?

— А я экстрасенс!

И вот, чтобы сохранить остатки научного коллектива, директор решил в опытном цеху наладить производство АОНов, а для этого попросил кредит в одном из банков, которых в Москве вдруг стало больше, чем телефонных будок. Ему презрительно отказали. Смиряя номенклатурную гордыню и собираясь за деньгами в другой банк — «Савеловский», он вызвал в кабинет Мохнача и дружески попросил:

— Володь, пойдем со мной! Понимаешь, я с этими новыми… русскими разговаривать не умею и не могу. Так и хочется взять у них со стола что-нибудь бронзовое — и по башке! — По мере обнищания института директор становился все искренней и проще.

Лицо вице-президента банка «Савеловский» показалось знакомым, да и он сквозь дымчатые очки глядел на Вову с неким вспоминательным прищуром. Получив вежливо-твердый отказ, обескураженные оборонщики побрели восвояси по дорогому ковру вдоль стен, увешанных неряшливым авангардом, но их догнала длинноногая, словно соскочившая с подиума секретарша и попросила вернуться — только одного Мохнача.

— Ты как попал к этому мохнорылому реликту? — отбросив кредитные церемонии, по-свойски спросил вице-президент. — Ну, чего смотришь? Не узнал? А здорово ты тогда Высоцким нарядился, Вова из Коврова! Да-а-а, не уберегли Владимира Семеновича! Виски? Меня, если ты забыл, Радиком зовут…

— А ты теперь, значит, не машинами занимаешься? — узнал Вова директора автосервиса.

— Чем занимался, тем и занимаюсь: деньги зарабатываю! Вот что, Вов, давай-ка встретимся не здесь. Спорт любишь?

— Конечно! — закивал Мохнач, в юности успешно занимавшийся бегом и добегавшийся до первого взрослого разряда.

— Тогда жду тебя завтра, в девятнадцать ноль-ноль возле гренландского посольства. И не забудь плавки!

Рядом с посольством, в здании со стеклянным куполом располагался один из первых в Москве фитнес-клубов под названием «Хэппи бич». Впрочем, по фасаду, приветом из советского прошлого, красовалась еще надпись, выложенная белым кирпичом: «Оздоровительный комплекс завода „Большевик“». Подъезжали иномарки с посольскими и обычными номерами, оттуда выходили мужчины в длинных кашемировых пальто и женщины в шубках; они несли в руках яркие спортивные сумки и светились радостью предстоящих физических нагрузок. Радик опоздал на полчаса и, не извинившись, потащил Мохнача за стеклянные двери, разъезжающиеся перед гостем сами собой. А там, внутри, журчали фонтаны, изумляли глаз икебаны из тропических цветов и аквариумы с муренами, там, внутри, улыбчивые девушки в коротеньких халатиках разносили соки-воды. В рецепции, оформленной в виде увитой лианами и орхидеями хижины, Радик предъявил золотую клубную карту и заплатил за гостя 50 долларов одной бумажкой, что составляло месячный бюджет семьи Мохначей. У Вовы мелькнула сумасшедшая мысль попросить, чтобы банкир отдал эти деньги ему, а поговорить можно и в скверике, взяв в палатке пива…

Когда они переодевались, вешая одежду в шкафчиках с цифровыми замками, социальная пропасть между ними стала еще очевиднее. Радик был одет как лицо фирмы «Nike», даже портупейка для бутылочки с водой была у него фирменная, не говоря уж обо всем остальном. Вова же натянул на себя цветастый финский костюмчик, добытый давным-давно на праздничной распродаже, устроенной к 30-летию первого успешного испытания сокрушительной продукции родного НИИ. Потом они с банкиром крутили педали велотренажеров, плавали в бассейне, парились в сауне, пили энергетический коктейль, стоивший столько, что Вова даже отвернулся, когда Радик расплачивался.

Разговор был странный, витиеватый, с отступлениями, уходами в наивное советское прошлое и возвращением в суровую капиталистическую реальность. Если отбросить словесную бижутерию, речь шла вот о чем: банку невыгодно давать кредит лежащему на боку НИИ, который государство само бросило в рыночных джунглях на съеденье хищникам, точно бесполезного, но прожорливого старика. Однако есть еще святое слово «дружба»! И он, как вице-президент, может, конечно, пойти на сделку со своей топменеджерской совестью процентов эдак за пятнадцать отката. Налом, разумеется. Подумай!

Директор НИИ выслушал предложение банкира, переданное Мохначом, набычился, побагровел, буркнул: «Демокрады проклятые!» — и согласился. Кредит дали мгновенно. Вова отвез набитый долларами дипломат в тот же «Хэппи бич» и передал Радику — в точности как в фильмах про мафию. Они сидели в дальнем углу пустынного бара и пили энергетический коктейль, уже не показавшийся Мохначу таким дорогим. Банкир чуть приоткрыл кейс, быстрыми глазами сосчитал пачки, вынул одну, положил на стол и накрыл салфеткой.

— Слушай, Вов, ты купи себе хорошие спортивные тряпки, — сказал он и подвинул салфетку. — Нельзя так себя запускать! В теннис играешь?

— Конечно, у нас в институте два стола в холле.

— В большой теннис, — поморщился Радик.

— Нет, а что? — спросил Вова, удивленно глядя на замаскированные доллары.

— Напрасно. Ельцин играет. А у нас ведь так: во что царь играет, в то и народ должен играть! Бери, твой бонус…

— Ну что ты…

— Ладно-ладно, не выстебывайся! Сам знаю, мало, но мне тоже делиться надо. Не обижайся! Ты лучше вот что… Через неделю «Независька» устричный бал устраивает…

— Кто?

— «Независимая газета». Она теперь под Березой, и денег у Третьякова, как мусора.

— Под чем?

— Под Березовским, — объяснил Радик и посмотрел на Вову так, словно тот вылез из таежного скита и не понимает самых обыкновенных слов, таких как «космос» и «спутник».

— А вы под кем?

— По-разному. Приходи на бал. Кое-кто из наших там будет. Я тебя внесу в список гостей.