Право на одиночество - Ника Соболева

Он схватил мои руки и начал целовать запястья.

— Наташа… Родная моя, любимая, единственная…

Я уже не могла плакать.

— Дай мне шанс, пожалуйста, — прошептал Антон. — Ты ведь любила меня когда-то. Быть может, всё вернётся… Я обещаю, что не буду торопить тебя. Пчёлка, ты нужна мне. Как воздух, как солнце, как небо…

В глазах Антона я видела надежду и отчаяние. Я осторожно прикоснулась пальцами к его щеке…

Почему бы и нет? Возвращаться к Максиму я не хочу. Хватит жить иллюзиями… Ему нужна женщина, которая будет его любить, а не я, постельная грелка. Девочек жалко… особенно Лику… Но ничего не поделаешь.

Пусть я не люблю Антона. Но это сейчас. А ведь раньше любила. И он был единственным человеком, которого я любила — за всю свою 25-летнюю жизнь. Почему бы не дать шанс этой любви вернуться? Я ведь когда-то так мечтала об этом. О взаимности.

— Хорошо, — сказала я. Антон резко выдохнул — видимо, он задерживал дыхание на то время, что я раздумывала, — и его глаза засветились радостью.

— Пчёлка… можно мне поцеловать тебя?

Я кивнула.

Губы Антона были мягкими и почему-то немного солёными, как фисташки. Он целовал меня осторожно, будто боялся, что я исчезну.

И я чувствовала… нежность. Не пустоту, а нежность. Она расцветала во мне, как сирень, наполняла своим ароматом каждый уголок моей души. Словно вернулось прошлое, когда я училась в институте и каждый день смотрела на Антона с затаённой любовью в сердце.

А потом мы сидели в полумраке, и он шептал что-то ласковое, обнимая меня. И не хотелось думать о том, что будет дальше. Я и не думала. Просто прижималась к Антону, слушала его голос и наслаждалась временным спокойствием, воцарившимся в моей душе.

— Ты поедешь со мной?

Антон задавал этот вопрос уже в третий раз, но я всё никак не могла сосредоточиться.

— Куда?

— В Венецию. У меня там серия съёмок на открытом воздухе. Поедешь? Ты ведь никогда не была в Венеции. Там очень красиво, пчёлка.

Я задумалась. А почему бы и нет? Из «Радуги» я всё равно собираюсь уволиться… Устрою себе каникулы. Да, именно так, венецианские каникулы.

— Хорошо, — ответила я и улыбнулась, увидев реакцию Антона.

— Самолёт через шесть дней, я попрошу своего знакомого быстренько сделать тебе визу. Спасибо, что согласилась… Ты даже не представляешь, насколько это важно для меня.

— Я и не представляю, — сказала я, погладив его по щеке. — Я просто вижу.

Следующие шесть дней пролетели быстрее ветра. Несколько раз звонил Максим, но я не брала трубку. Съездила в издательство и оставила на охране заявление об уходе, попросив передать Громову в первый же рабочий день. Хотела ещё и браслет вернуть, но почему-то не решилась.

Антон всё это время спал на диване и ни разу не пытался соблазнить меня. Я была ему за это очень благодарна, потому что чувствовала — к интимным отношениям я пока не готова.

За два дня до отъезда я увиделась с Миром. Рассказала ему обо всём, что произошло. Он долго молчал, раскуривая свою трубку. Потом выдохнул кучу дыма и спросил:

— Ты уверена, что хочешь уехать вот так — даже не простившись с Громовым и девочками?

Я пожала плечами.

— Мир, я понимаю, что это нехорошо, но… Сам посуди. Как мне смотреть в глаза Лике и Алисе? Особенно Лике. Она ведь даже вторую часть медальона мне отдала, — я дернула себя за цепочку, висящую на шее. — Может, чуть позже, когда первые страсти поулягутся и они поймут, что так будет лучше.

— Думаешь, поймут? — Мир задумчиво наклонил голову.

— Поймут. Они умные девочки. Должны осознать, что отцу нужна любящая женщина, а не девушка для удовлетворения сексуальных потребностей.

— Я не думаю, что ты была для Громова всего лишь такой девушкой, — спокойно сказал Мир. — Но в любом случае — это твоё решение. Только скажи мне, пожалуйста, во сколько вы улетаете через два дня?

Я продиктовала Рашидову номер рейса и время отлёта. Не знаю, зачем ему это понадобилось, но вопросов решила не задавать.

Я всё поняла, когда два дня спустя мы с Антоном приехали в аэропорт. Мир уже ждал нас. И я, извинившись перед Антоном, подбежала к нему.

— Что ты здесь делаешь?

— Решил тебе кое-что подарить, — ответил он, ухмыльнувшись. — Держи.

И Мир протянул мне продолговатый белый конверт. Я нахмурилась.

— Что это?

— Это? Так, безделица. Смотри, девочка моя, сегодня среда. Если вдруг ты решишь вернуться, открой конверт. Но только до следующей пятницы. Потом будет уже поздно.

— Он самовоспламенится? — я улыбнулась.

— Нет, просто потеряет ценность. Если поймёшь, что поступила правильно, можешь сжечь его.

И Мир, вздохнув, крепко меня обнял.

— До свидания, девочка моя. Будь счастлива.

— Ты тоже, Мир. Спасибо тебе за всё.

В последний раз я посмотрела в его тёплые глаза, а потом, развернувшись, поспешила к Антону. Когда через пару минут я обернулась, Мир уже ушёл.

Слушая шум двигателя во время взлёта, я вдруг осознала, что сегодня переступила через какую-то черту, и теперь мне нет возврата.

Почему-то стало очень грустно. Так грустно, будто позади я оставила что-то очень важное. Хотя на самом деле там не было ничего, кроме двух замечательных девочек и кошки. Но у них всё будет хорошо. Я уверена.

— О чём думаешь? — спросил меня Антон с улыбкой, как только самолёт перестало трясти. Под нами и над нами проплывало спокойное и безмятежное небо.

— Ни о чём особенном. Что мы будем делать в Венеции?

Антон приобнял меня за плечи и ответил:

— Мне придётся немного поработать, ну а ты уж точно должна только отдыхать. Ты, пчёлка, слишком много трудилась в последние годы. Совсем не расслаблялась!

Я прижалась щекой к плечу Антона и вздохнула.

— Я так рада, что ты приехал. Ты меня спас от самой себя, как в прошлый раз, когда умерли родители.

— А что увёз тебя — рада?

Где-то в глубине души что-то жалобно заныло, но я быстро отогнала прочь это ощущение. И просто кивнула.

Примерно через четыре часа мы были в Венеции. Завезли свои вещи в отель и отправились обедать. Антон предложил небольшой ресторан на берегу Гранд-канала.

Город был поддернут туманной дымкой, ветер, холодный и солёный, трепал мои волосы. Больше всего меня поразила вода — она была бирюзовой. Я никогда не видела такого странного оттенка. А потом вспомнила, что она и должна быть такой, ведь это не река, а море.

— Красиво, — сказала я, устраиваясь у окошка. Антон ухмыльнулся.