Василий Шульгин. Судьба русского националиста - Святослав Рыбас

Интересно, что получилось бы в случае вербовки «евреев-посредников»? Тогда бы Петлюра и гетман Скоропадский не понадобились?

Немцы пытались прорваться на Кавказ и далее в Персию, здесь они использовали 43 пехотные и три кавалерийские дивизии, которых им не хватило для победы на Западном фронте. Они поддержали Донскую армии генерала П. Н. Краснова, предлагали сотрудничество Добровольческой армии, были готовы опереться на все антибольшевистские силы, в том числе и на «украинствующих» националистов.

«Поскольку появилась новая держава, то должны были быть и подданные. Скоропадский объявил в качестве закона, что все родившиеся на территории Украины или же прожившие в ней какое-то время автоматически становятся украинскими подданными. Но этот номер не прошел без протеста. Член Государственной Думы от Киевской губернии Анатолий Иванович Савенко, член Государственной Думы Василий Витальевич Шульгин, троекратно избранный Волынью и единый представитель города Киева в Украинском Учредительном собрании, со старшим сыном Василидом Васильевичем, и гласный Киевской городской думы Владимир Иосифович Иозефи явились к губерниальному старосте (то есть губернатору) киевскому и подали ему каждый порознь и все вместе официальные заявления с приложениями.

Приложение составляло целую тетрадь с историческим обоснованием неприемлемости названия „Украина“ к исторически древним русским землям.

Губерниальный староста, узнав, в чем дело, закрыл дверь (сам) и сказал:

— Господа, зачем вы это делаете? Этот закон — ерунда, а Скоропадский — дурак.

Но мы все же просили наши заявления принять и записать куда следует, так как в законе было сказано, что те лица, которые не пожелают быть украинскими подданными, должны подать официальное заявление»[364].

Однако главные мировые события происходили не в Малороссии — Украине, а во Франции, где немцы прилагали неимоверные героические усилия, чтобы победить. Выход России из войны дал им такой шанс. Но на стороне Антанты выступил будущий экономический мировой лидер — Соединенные Штаты Америки, прибывшие на поле брани в тот момент, когда силы всех воюющих держав были истощены. Янки реализовали стратегию, высказанную еще в 1914 году американским послом в Лондоне Пейджем: «…вся Европа (в той мере, в какой выживет) обанкротится, а мы станем безмерно сильнее финансово и политически»[365].

Таким образом, приближалось окончание Первой мировой войны, после чего должно было начаться переустройство Европы и изменение баланса сил на просторах бывшей Российской империи.

Что окончание войны могло принести русскому антибольшевистскому фронту?

Только неизбежное охлаждение союзников.

Здесь надо сказать, что в мае Шульгин получил телеграмму российского посла В. А. Маклакова, она была передана курьером «Азбуки» кружным путем из посольства Франции в Москве.

Маклаков сообщил, что последний номер «Киевлянина» дошел до Парижа и произвел сильное впечатление на французов; он предупреждал, что в военном отношении Германия обречена.

В это время в Киеве появился П. Н. Милюков, у которого, как тогда у многих, в голове была каша — он уже считал необходимым сделать ставку не на союзников, а на Германию. Он даже встретился с руководителем немецкой администрации на Украине 70-летним фельдмаршалом Германом фон Эйхгорном, после чего пришел к Шульгину, стал убеждать того, что «Германия поставит Францию на колени».

Шульгин не согласился, познакомил гостя с телеграммой посла Маклакова — и не переубедил.

Тогда же в Киев приехал Максим Моисеевич Винавер, один из кадетских лидеров, чтобы отговорить Милюкова и некоторых кадетов, вошедших в правительство гетмана, от сотрудничества с немцами. Это ему не удалось, но он тоже встретился с Шульгиным и оставил в своем дневнике такую запись от 14 июля 1918 года: «На сей раз меня тянуло к нему более, чем к кому бы то ни было. И действительно, двухчасовая беседа с ним дала мне полное удовлетворение. Я нашел в нем человека стойкого характера и большого душевного такта. Если бы он не стоял так далеко от основного течения русской жизни, если бы не пришлось ему выбрасывать так много старого багажа для того, чтобы стать в уровень с эпохою, я думаю, он мог бы стать одною из тех фигур, около которых объединились бы стремления к возрождению России»[366].

Маклаковская телеграмма сыграла некую роль в дальнейших действиях Шульгина.

Генерал Деникин характеризовал «группу Шульгина» как союз единомышленников, обладавших серьезным влиянием «в киевских буржуазных и военных кругах». У нее было три главных лозунга: борьба с большевизмом, верность союзникам, верность монархии.

«Монархию безоговорочную, немедленную, открыто исповедуемую. Для Шульгина и его единомышленников монархизм был не формой государственного строя, а религией… Шульгин осуждал постоянно политику руководителей Добровольческой армии, убеждал друзей, что „скоро в России не будет никаких республиканцев“, и просил разъяснить руководителям армии, что никакие воззвания с Учредительным собранием и народоправством не привлекут в армию никого»[367].

Несмотря на то что гражданская администрация немцев смотрела на деятельность Шульгина сквозь пальцы, а выходившая новая газета «Киевская мысль» под редакцией его сестры Павлы Витальевны не задевала немцев, выступала против «украинства», у гетманской разведки копились вопросы к нашему герою. Его вовремя предупредили, и он стал готовиться к бегству на Дон. Но перед отъездом с ним встретились два генерала, один из которых — бывший дивизионный командир барон П. Н. Врангель, второй — член императорской семьи герцог Г. Н. Лейхтенбергский.

До этого Шульгин не был с ними знаком, но они его знали. Врангель объяснил причину визита: они искали, к кому присоединиться. Встречались с немцами, но поняли, что тем нужна Россия только для прорыва к Персидскому заливу (нефть!), а на Скоропадского, под началом которого Врангель когда-то служил, особых надежд не было. Оставалась Добровольческая армия. Хотели бы услышать от Шульгина совет.

Они, видно, кое-что знали о делах Василия Витальевича.

Он прямо сказал, что состоит в переписке с Деникиным, и даже привел часть письма Антона Ивановича: «Вы боретесь смело. У нас ходит по рукам ваше письмо, в котором вы объявляете себя монархистом. У нас офицеры на восемьдесят процентов монархисты. Что касается меня, то я считаю, что это только форма правления. Конституционная монархия — тоже хорошо».