Завоевание империи инков - Джон Хемминг

Как всегда, нашлись испанцы-гуманисты, которые привлекли внимание короля Испании к этим злоупотреблениям. Согласно одному из «Новых законов», индейцев не должны были заставлять переносить чрезмерные тяжести, и ни при каких обстоятельствах их нельзя было заставлять делать это против их воли или без соответствующей платы, даже в отдаленных районах, где не было вьючных животных. «Всякий, кто нарушит этот закон, должен быть подвергнут самому суровому наказанию, невзирая на личность». Этот закон не был отменен; еще раз он прозвучал в июне 1549 года после поражения Гонсало Писарро. Король пошел дальше. 22 февраля 1549 года он издал указ, запрещающий личную повинность индейцев или труд, включающий элемент принуждения. Подразумевалось, что индейцы — свободные подданные и должны получать надлежащую плату, если работают на других. Этот указ вышел вскоре после восстания Гонсало Писарро. Когда он достиг Перу, президент Гаска написал королю, что он слишком взрывоопасный, чтобы его обнародовать. Король повторно прислал этот указ второму вице-королю Антонио де Мендосе, который прибыл в Лиму в сентябре 1551 года. Он также посчитал благоразумным отложить его публикацию, но, наконец, в июне 1552 года он был опубликован, когда Мендоса, уже старик, лежал на смертном одре. «Все были сильно возмущены этим… пришли в негодование и устраивали собрания, чтобы обсудить это». Судьи Аудиенсии Лимы опубликовали этот указ с различными несанкционированными оговорками. Они позволили испанцам нанимать индейцев при условии, что их труд будет оплачиваться по расценкам, установленным коррехидором. Они предприняли попытку ввести метод для установления этих расценок, и он был обнародован в Лиме в сентябре 1553 года и в Куско в ноябре. Это совпало с определением новых размеров податей в каждой энкомьенде. Эта работа была проделана проиндейски настроенным известным судьей Сантильяном и доминиканцем Санто Томасом. В результате этой работы сократилось, местами почти наполовину, количество податей с ряда энкомьенд. А их самих обвинили в том, что они сделали это, не посетив сами земельные владения и не посоветовавшись с их владельцами.

И снова правительство издало слишком либеральные законы в пользу коренного населения. Поселенцы отнеслись к указу о личной повинности, даже с такими оговорками, как к недопустимому ограничению их свободы. Они восприняли его достаточно серьезно, чтобы поднять мятеж, совершить предательство и начать военные действия. Горожане Куско начали восстание под руководством уважаемого лидера Франсиско Эрнандеса Хирона в ноябре 1553 года. К ним присоединились города Уаманга и Арекипа. В течение года мятежные испанцы в южной части Анд, заявляя о своей преданности королю Испании, требовали себе большей свободы действий в эксплуатации коренного населения. В конце концов, в октябре 1554 года Хирону было нанесено поражение в Пукаре, скалистой местности к северу от озера Титикака. Сам он был взят в плен в ноябре в Уаманге и в декабре обезглавлен. Запрет короля на личную повинность остался в силе и вновь прозвучал в 1563 году.

Поселенцы не стали прибегать ко второму безнадежному восстанию просто для того, чтобы заставить индейцев быть платными носильщиками. На кону были значительно более крупные финансовые проекты. С ввозом в страну все большего числа вьючных животных переноска тяжестей перестала быть важной по сравнению с двумя такими чрезвычайно прибыльными отраслями, начавшими развиваться в Перу, как добыча коки и серебра. Добыча и того и другого происходила в ужасающих условиях, и индейцы никогда не стали бы этим заниматься без принуждения. Испанские поселенцы снова подняли восстание, чтобы добиться возможности заставить их выполнять этот труд.

Кока — это кустарник, который растет на восточных склонах Анд. Его листья, напоминающие мирт или лавр, перуанские индейцы смешивают с лимоном и жуют, чтобы получилось крошечное количество кокаина; этот слабый наркотик приглушает чувство голода и усталости. При инках кока была одной из привилегий членов королевской фамилии и жрецов. С падением империи всякий мог купить листья коки, и эта привычка охватила коренное население Перу. Сейчас она менее распространена, хотя в настоящее время каждый путешественник, стоящий слишком близко к местному автобусу, рискует стать мишенью для плевка комком пережеванной коки.

К середине XVI века кока широко использовалась в языческих ритуалах, ей чуть ли не поклонялись за ее магическую стимулирующую силу. Она привязала к себе индейцев и явилась серьезным препятствием в распространении христианства. Из-за этого церковники страстно осуждали и подвергали нападкам использование коки. Диего де Роблес заявил, что «кока — это растение, которое изобрел дьявол для полного уничтожения индейцев». Хуан Поло де Ондегардо, Мартин де Муруа, Кристобаль де Молина и первые миссионеры-августинцы — все они описывали использование коки для жертвоприношений или в качестве фетиша во время языческих ритуалов, что было осуждено на Первом церковном соборе Лимы в 1551 году.

Плантации коки располагаются по краю влажных лесов, на тысячи футов ниже естественного обитания индейцев в Андах. Это не стало препятствием для испанских плантаторов и торговцев, которые получали огромные прибыли от торговли кокой. Они заставляли индейцев, живущих высоко в горах, покидать свои энкомьенды и работать на жарких плантациях. Смена климата действовала истощающе на индейцев, у которых легкие в ходе эволюции приобрели больший объем, чтобы дышать разреженным воздухом. Антонио де Суньига писал королю: «Каждый год на этих плантациях гибнет большое количество вассалов Вашего Величества». На плантациях были также распространены опасные болезни. Крошечное двукрылое насекомое, похожее на комара, которое обитает в предгорьях Анд на высоте от 2500 до 9500 футов, является разносчиком пагубной верруги, или бородавочной болезни, во время которой ее жертвы умирают от лопающихся нарывов и жестокой анемии. Добытчики коки также заболевали страшной «болезнью Анд», или «утой», от которой разрушается нос, губы и горло и человек умирает мучительной смертью. Бартоломе де Вега описывал больницу для индейцев в Куско, «где обычно бывает до 200 туземцев, у которых носы съедены раком». Те, которым удалось избежать болезней, возвращались в свои горные деревушки, истощенные от жары и недоедания. Таких легко было узнать по бледным лицам, слабости и апатии. Авторитетные источники того времени подсчитали, что после пяти месяцев работы на плантациях коки погибало от одной трети до половины рабочих, и «все, кто живет в Куско, прекрасно знают об индейцах, которые умирают в Андах, и о невыносимых трудностях, которые они переживают там». Даже в королевском указе короля Филиппа прозвучало, что кока — «дьявольское наваждение», выращивая которую «умирает неисчислимое количество индейцев от жары и болезней, распространенных там, где она растет. Придя туда из холодного климата, многие погибают, а другие выходят такими больными и слабыми, что так и не могут поправиться».

Но торговля кокой приносила слишком большие барыши. Когда Сьеса де Леон достиг Куско после поражения Гонсало Писарро, все говорили об этом чудесном растении. «Никогда еще во всем мире не было такого растения, как это, которое приносит плоды каждый год… и которое так высоко ценилось бы». Некоторые плантации коки давали до 80 тысяч песо в год, а Акоста подсчитал, что ежегодный товарооборот коки в Потоси составлял полмиллиона песо. Такое богатство вызывало появление могущественного клана защитников производств и торговли кокой, которая была единственным товаром, высоко ценившимся среди индейцев. Они доказывали, что одна только кока может побудить индейцев работать за вознаграждение и участвовать в денежных отношениях. А также они говорили, что эта торговля слишком широко развернулась, чтобы ее запрещать, и является слишком важной частью перуанской экономики. Ряд серьезных авторов считали, что употребление коки может оказаться полезным: они видели, как повышается выносливость индейцев, чье чувство голода и боли было заглушено кокаином. Но лучше всех эту проблему подытожил Эрнандо де Сантильян: «Здесь [на плантациях коки] есть одна болезнь, которая хуже всех остальных, — это безграничная жадность испанцев».