Витте - Сергей Ильин

***

Заседания объединенного правительства проходили в столовой при казенной квартире С. Ю. Витте в доме 30 по Дворцовой набережной рядом со зданием Эрмитажа. Посередине комнаты находился длинный стол, покрытый зеленым сукном. За него и усаживались министры. Размещались без чинов, случайно, за исключением двух членов кабинета — министра высочайшего двора и иностранных дел. Им премьер лично предложил занять место по правую руку от него. За Ламздорфом постоянно сидел князь Оболенский, затем Философов, Кутлер, Тимирязев, Дурново, Вуич, Манухин, Толстой, Редигер, Немешаев, Бирилев. Когда из состава правительства были выведены Кутлер, Тимирязев и Манухин, то места первых двух заняли их преемники, Никольский и Федоров, а преемник Манухина Акимов поместился между Бирилевым и Шиповым49.

Комната была большая, вытянутая в длину и довольно темная, с одним только окном во двор в самом ее конце. Поэтому, даже когда заседания проходили днем, зажигалось электричество. Помимо министров в заседание очень часто приглашались для дачи справок, заключений и советов товарищи министров, начальники департаментов различных ведомств, военные и общественные деятели. Несколько раз Совет собирался в Мариинском дворце. Такое случалось в дни заседаний Комитета министров и исключительно в целях экономии времени, чтобы не собираться вторично. После окончания заседания Комитета делался краткий перерыв и председатель граф С. Ю. Витте объявлял о начале заседания Совета министров. Своего аппарата сотрудников Совет министров не имел. Председатель пользовался канцелярией Комитета министров. Ею заведовал сенатор Н. И. Вуич, женатый на любимой дочери злейшего врага С. Ю. Витте — покойного В. К. Плеве.

Нормальные вечерние заседания обычно назначались в 20 часов 30 минут. Первым обычно приезжал министр народного просвещения, не пропустивший ни одного заседания, затем финансов, путей сообщения, юстиции, земледелия и государственного контроля. Министр внутренних дел, самый занятой человек в правительстве, если не считать председателя, иногда приезжал аккуратно, иногда опаздывал, а в начале 1906 года и вовсе не являлся на заседания. Министр юстиции прибывал обычно после начала заседания, но опаздывал не более чем на двадцать минут. Постоянно задерживался, причем иногда на час и более, обер-прокурор Священного синода.

Министры являлись одетые совсем по-домашнему — в черные сюртуки, а иногда даже в пиджаки. И. И. Толстой, не зная порядков, в первый раз явился в заседание одетым в мундирный фрак и немедленно получил замечание от председателя: «Чего это Вы так разрядились? Откуда Вы приехали?»50 Граф С. Ю. Витте выходил к собравшимся министрам всегда очень аккуратно, обходя их, со всеми здоровался, затем садился за стол и открывал заседание. Начиналось оно с обсуждения главного предмета, который председатель докладывал усталым и тихим голосом. Затем голос С. Ю. Витте усиливался и нередко переходил на крик, особенно если он вступал с кем-нибудь из присутствующих в спор. В выражениях премьер-министр не стеснялся: «так могут думать только идиоты», «это черт знает на что похоже», «я в таком случае все брошу к черту», «я попрошу вас молчать и слушать, когда я говорю» и т. п.

О заседаниях кабинета графа С. Ю. Витте военный министр вспоминал как о непрерывном кошмаре: «Бесконечные, до поздней ночи, препирательства и повышенный тон дебатов делали для меня эти заседания наказанием…»51

Особенно часто граф срывался на П. Н. Дурново и князе А. Д. Оболенском. Последний, не говоря уже о постоянных опозданиях, имел обыкновение говорить чрезвычайно расплывчато, чего С. Ю. Витте совершенно не переносил, делая своему приятелю публичные замечания такого рода: «Если Вам угодно говорить, то приходите вовремя, а теперь пришли поздно, не знаете, о чем говорили, и болтаете теперь без умолку, и совсем не к делу. Коли опоздали, так сидите и молчите, а не мешайте нам дело делать»52.

По замечанию графа И. И. Толстого (так же считал и А. Ф. Кони), «…Витте не обладал красноречием и выражался иногда даже грамматически неправильно, перевирая выражения, ища их и не находя, путая иногда слова, но речь его была всегда энергичная, убежденная и действовала поэтому замечательно сильно на слушателей»53.

Из всех коллег С: Ю. Витте лишь В. И. Тимирязев не поддавался на его резкости, решительно и спокойно возражая премьеру. Отставка Тимирязева вызвала у Витте смешанные чувства: с одной стороны, он ценил его ум и опыт, но с другой — нравственные качества министра торговли и промышленности были таковы, что работать с ним в сложной обстановке было совершенно невозможно. И. И. Толстой думал, что Тимирязев ушел от Витте, спасая свою либеральную репутацию: «…Он увидал, что непопулярность Витте и всей его политики окончательно установилась, и не признавал никакой ни этической, ни практической причины жертвовать собою ради безнадежно осужденного дела»54.

После ухода из кабинета В. И. Тимирязев, как выразился С. Ю. Витте, «пал на банковые подушки, заранее себе подготовленные»55. Он возглавил совет Русского для внешней торговли банка, одного из самых солидных кредитных учреждений империи. Повстречав В. И. Тимирязева в конце сентября 1906 года, граф И. И. Толстой был слегка шокирован его благополучным внешним видом: котиковое пальто, бриллиантовая булавка в галстуке и великолепный экипаж56.

***

В начале своего премьерства С. Ю. Витте не стремился наращивать карательно-репрессивные действия против революционного движения. Со стороны его поведение выглядело так, как будто он умышленно позволял революции разрастаться. «Его сиятельство, соправитель России, скоро будет президентом», — ехидничали недоброжелатели премьера. «Злобные, глупые скоты», — в сердцах обозвал их С. Ю. Витте. Либералы и умеренные консерваторы всех мастей считали, что в роли председателя правительства, который не пользовался к тому же полным доверием у императора, он растерялся и не сумел взять верный тон в действиях. H. H. Покровский, чиновник Министерства финансов и Комитета министров, хорошо осведомленный и при этом бесспорно умный человек, много лет спустя писал: «Революции был нанесен ущерб, войска, в громадной своей массе, оставались непоколебленными, а при этих условиях не было оснований играть двойную роль. Эта роль, как рассказывают, довела почти до того, что неизвестно было, кто кого арестует: Витте — Хрусталева или Хрусталев — Витте»57.

Русский человек, как гласит популярная пословица, задним умом силен и крепок. К тому же пережитые страхи имеют свойство быстро забываться. Сам Витте, уже будучи в отставке, разговоров на эту тему не любил и раздражался, когда при нем их заводили. Ему случалось паниковать, испытывать чувство страха и растерянности — бесстрашных в абсолютном значении этого слова людей не бывает. Но в труднейшие для самодержавия осенне-зимние месяцы 1905 года он действовал решительно и последовательно. Случались, разумеется, и досадные промашки, которые затем на все лады муссировались враждебной премьеру печатью. Вот одна из них.

26 октября в Кронштадте случилось восстание моряков и солдат, быстро и с малой кровью подавленное верными правительству воинскими частями. Министры внутренних дел и юстиции решили предать несколько сотен участников восстания военному суду. От него следовало ожидать вынесения многочисленных приговоров к расстрелу и повешению, чем, собственно, славились тогдашние военные суды. Через два дня, 28 октября, все 10 губерний Привислянского края (так называлась тогда Польша) были объявлены на военном положении. В знак протеста Петербургский совет рабочих депутатов объявил 1 ноября всеобщую политическую забастовку под лозунгами «Долой смертную казнь!», «Долой военно-полевые суды!», «Долой военное положение в царстве Польском и во всей России!».