Месть без права на ошибку - Лариса Соболева

– Но учти. Я буду скандалить, когда ты поздно придешь домой, а уж если вздумаешь ночевать в конторе, перебью посуду. Я буду лезть в твои дела, потому что мне все интересно. Я ревнивая. Буду…

Посреди аллеи, на виду у всей больницы, целовались двое, будто встретились после долгой разлуки или прощаются навсегда. Предзимним утром у них начиналась весна. Их весну ощущал Сергей, стоя поодаль. Весна, лето – с другими, где-то в стороне, а он… в пустом пространстве.

Сергей брел наугад. Кожаное длинное пальто застегнул на все пуговицы – прохожие шарахались, завидев кровь на одежде. Срывающиеся снежинки задерживались в волосах, падали на лоб, таяли не сразу. Он брел без цели, опустошенный. Не отдавая отчета, сворачивал в переулки, переходил улицы, пока не остановился у церкви, заставленной лесами, с грудами кирпичей, досок вокруг и горками песка. Врата церкви открыты. Сергей постоял в раздумье: входить – не входить, но он порядком замерз, а потому несмело переступил порог.

Был ли он когда в церкви, не в западных исторических храмах, помпезных архитектурных памятниках, а в простой, неприметной, заурядной церквушке? Не помнил. Его встретила необычность. Людей немного, стояли они порознь, сосредоточенные. Он не вызвал интереса у прихожан, лишь лики святых с икон сурово направили взоры на случайно зашедшего человека. В неумело написанных иконах все же угадывалось величие, пред которым рождается в душе трепет, заставляя чаще биться сердце.

Сергей нежданно разволновался, осматриваясь вокруг. Высоко под куполом парила фигура Христа в белых одеждах. Раскрывший руки Христос молча говорил: «Я прощаю вас». И понял Сергей: прощение, ему нужно прощение, которое не знает, как и у кого просить, разве что у написанного на куполе Христа. Сергея бил озноб, а оторваться от купола не мог.

– Сыночек, тебе плохо?

За рукав дергала старушка с лицом, испещренным глубокими морщинами, маленькая и высохшая, с резко очерченными скулами, впалыми щеками.

– Да, – вырвалось у него. И поразился Сергей, что вот так просто, оказывается, можно признаться, увидеть в посторонней старухе сочувствие и хоть немного отпустить себя. – Мне плохо. Мне очень плохо… Очень…

– А ты попроси, – шептала старушка. – Помолись.

– Не умею.

Она протянула ему тонкую свечку:

– Зажги, поставь святому и попроси.

– Которому ставить?

– Кто на тебя глядит.

На него смотрели все. Лики вопрошали, осуждали, сожалели. Подойдя наугад к суровому лику, он услышал:

– Спас Нерукотворный. Теперь молись. Сейчас утро, на день грядущий прочти «Отче наш».

– Я не знаю.

– Повторяй за мной. Отче наш…

Сергей повторял слова молитвы, преодолевая стеснение. Но желание, чтобы его услышали, оказалось столь огромным, что постепенно растаял окружающий мир, Сергей остался как бы один перед образом с маленькой старушкой рядом. Дойдя до слов «И прости нам долги наши…», он вдруг замолчал, к горлу подступил удушливый комок. Почудилось, в лике Спаса промелькнула жалость, он слышит…

– Прости… Прости… – повторял Сергей, не стесняясь слез.

А старушка гладила его по руке шершавой ладонью, и не было в ее глазах удивления, а лишь печаль.

Немного народу пришло проводить Веру. Сыпал мелкий снег и тут же таял. Сергей приехал прямо на кладбище, вызвав неловкие перешептывания. О происшедшем толком никто не знал, блуждали в предположениях. С Верой прощались как с «тайной, покрытой мраком». Сергей положил ей на грудь букет роз, долго гладил по щеке воскового лица, потом поцеловал и отошел, не желая видеть дальнейшее. Среди общего молчания и стука молотков громко всхлипывала тетя Паша.

– Как Саша? – спросил Сергей Ладу и Бакшарова, подойдя к ним.

– Тяжко пока, – нахмурился Слава. – В коме.

– Чем помочь?

– Там бурную деятельность развернул отец Зоси. Спасение единственной дочери открыло в нем черты великодушия и щедрости. Да и Зося не отходит от Сани. А нас не пущают.

– Да, Слава, как сделать лучше, деньги перечислением или наличными? Впрочем, лучше наличкой, налогов избежишь.

– Держи на память.

Слава протянул зажатый кулак. Сергей подставил ладонь, туда упала пуля, маленькая пуля. Эта пуля убила Веру, догадался Сергей.

– Вторую ищи на даче, – потупился Слава.

Постояли. Сергей сосредоточился на скупых и равномерных звуках врезающихся в землю лопат. Веру засыпали землей. Каждого, в конце концов, придавит слой земли.

– Скажи, Слава, ты еще стрелял в людей?

– То есть убивал ли я? Нет. Она, – кивнул в сторону могилы, – первая. Скажу больше, вины за собой не чувствую, если тебя именно это интересует. Повторись ситуация, поступил бы так же.

– А я теперь до конца дней с виной останусь…

– Пройдет. Человеку свойственно забывать, забудешь и ты.

Сергей отрицательно покачал головой, не простившись, зашагал прочь. Лада, державшая под руку Бакшарова, потянула его за собой, мол, пойдем отсюда. Но их остановила заплаканная Лида:

– Слава, хоть вы скажите, что произошло?

Пожалуй, Лида единственная, кто по-настоящему страдает, тяжело переживая смерть подруги. Бакшаров ответил с сожалением:

– Случайность… Досадная случайность.

– Вера оставила много денег… Откуда у нее? Что мне делать с ними?

– Вам Сергей передал ее волю? Вот и действуйте. Деньги действительно принадлежали ей, теперь они ваши.

– Постойте! – остановила Лида уходящих Бакшарова и Ладу. – Я ничего не знаю, не понимаю… Только… Почему?… Почему?..

Ну что ответить ей, что?

Пять суток Сашка не приходил в себя. На шестые таращил глаза вокруг и не въезжал, где находится, отчего нет сил встать. Когда понял, насмешил врачей и медсестер, слабо выговорив:

– Дайте зубную щетку и покурить.

На это хирург рассмеялся:

– Я не сомневался, парень, ты легко отделался.

Бакшаров при этом не присутствовал, ему и Ладе в подробностях расписала Зося. Она, эдакая хорошенькая сестра милосердия, не отходила от Сашки днем и ночью. Папаша ее тоже вроде понимающий, сказала дочь – отдельную палату со всеми удобствами, папа выполнил, сказала – буду с ним, папа не пикнул. Лекарства достал, которых в помине не существует, только по списку в Кремле выдают, дельный мужик. Выкарабкивается Сашка, иначе быть не должно. Герои не умирают, герои живут и пример подают. Но так хотелось накостылять герою по заднице – руки чесались.

Так думал Слава, поторапливаясь на первое свидание с Саней. Две недели врач не пускал к нему, скотина. Из вредности не пускал. Папашу Зоси пускал, а его, Бакшарова, нет! Слава умолял, а он:

– Опасаюсь за жизнь медперсонала и свою. Вы обещали нас всех перестрелять.