Война Двух Королев - Дженнифер Ли Арментроут

— Ты же знаешь, что королева не пришлет тебе ни еды, ни воды.

— Ни капельки.

Засунув руки в ванну, она побрызгала лицо и принялась оттирать, наблюдая, как черная краска медленно стекает по ее рукам.

— Я должна тебе кое-что сказать. Что-то очень важное. — Ее руки заглушали слова. — И это ранит твое маленькое сердечко.

Я почти не обращал внимания на ее слова, потому что был заворожен тем, что она делала.

Тем, что я видел, как она преображается на моих глазах.

Теперь краска с лица почти полностью сошла, открывая ее черты — то, как она выглядела на самом деле. И я не мог поверить тому, что подсказывали мне мои глаза.

Волосы были не того же цвета, и локоны плотнее, но лицо было той же овальной формы. Рот полный и широкий. У нее были такие же выразительные брови. Я увидел веснушки на переносице и на щеках… гораздо более заметные и пышные. То, как она теперь смотрела на меня, слегка наклонив упрямую челюсть…

Боже правый.

Все это было знакомо. Слишком знакомо.

Улыбка Прислужницы была медленной и натянутой.

— Я тебе кого-то напоминаю?

— Боги, — прохрипел я.

Она поднялась, плечи простой черной туники, которую она носила, намокли. Волосы цвета серебристо-белого лунного света ниспадали до многочисленных кожаных ремней, охватывающих ее талию и подчеркивающих бедра, которые не нуждались в помощи. Она была стройнее, не такая пышная, но выглядела как-то…

Меня захлестнуло неверие.

— Невозможно.

Вода капала с кончиков ее пальцев, пока она молча шла ко мне.

— Почему ты думаешь, что то, что ты видишь, невозможно, Кастил?

— Почему? — Хриплый смех вырвался из моих пересохших губ. Не было никакой логической причины, кроме того факта, что мой разум не мог принять то, что эта Прислужница… эта Восставшая… была почти зеркальным отражением Поппи. Но я не мог этого отрицать. Не может быть, чтобы она не была родственницей моей королевы.

— Кто ты? — задыхаясь спросил я.

— Я первая дочь, — сказала она, и, черт возьми, если это не было еще одним шоком. — Я никогда не должна была стать первой. Как и второй. Но сейчас это не важно. Я предпочитаю, чтобы меня называли моим настоящим именем — Миллисента. Или Милли. Любое из них подходит.

— Твое имя означает «храбрая сила», — услышал я себя.

— Так мне сказали. — Миллисента уставилась на меня, снова не моргая. Жутко. — И это все, что ты можешь сказать?

Черт, нет. Мне было что сказать. Черт. Я чувствовал себя как Поппи, потому что у меня было много вопросов.

— Ты… ее сестра, не так ли? Чистокровная.

— Да.

Мои мысли бешено метались.

— Айрес — и твой отец тоже.

Она кивнула.

И это также означало…

— Ты — богиня.

Миллисента мрачно рассмеялась.

— Я не богиня. То, что я есть — это провал.

— Что? Если твой отец…

— Если ты похож на своего брата, то думаешь, что знаешь все, — заметила она. — Но, как и он, ты не знаешь, что возможно, а что нет. Ты понятия не имеешь.

— Тогда расскажи мне.

Миллисента одарила меня еще одной натянутой улыбкой, покачала головой, обдав мою грудь и лицо струей холодной воды.

Во мне горело разочарование, почти такое же сильное, как подступающая жажда крови.

— Какого черта? Почему ты не бог?

— С чего бы я вообще начала, если бы отвечала на твои вопросы? И когда твои вопросы прекратятся? Они не прекратятся. Каждый мой ответ приводил бы к другому, и, прежде чем мы узнали бы об этом, пришлось бы пересказать всю историю царств. — Миллисента моргнула, а затем отвернулась, переступая через мои ноги. — Настоящую историю.

— Я знаю настоящую историю.

— Нет, не знаешь. Как и Малик.

При упоминании имени брата из моих легких вырвался воздух, на мгновение ошеломив меня. Мой брат… Я не видел его с тех пор, как он перевязал мне руку. В памяти всплыло то, что он сказал о Прислужнице: «У нее был весьма ограниченный выбор». — Малик знает, — выдохнул я. — Этот сукин сын знает, кто ты.

Миллисента быстро переместилась, приседая у моих ног. Достаточно близко, чтобы, если бы я оттолкнулся, то повалил ее. Она должна была это знать, но осталась на месте.

— Ты не представляешь, что пришлось сделать твоему брату. Ты не… — Она оборвала себя, резко повернув шею. — Все, что делает королева… она делает не просто так. Почему она забрала тебя в первый раз. Почему она оставила Малика. Ей нужен был кто-то с сильной атлантийской родословной, чтобы помочь Пенеллаф в ее вознесении. Чтобы убедиться, что она не потерпит неудачу. Ей повезло, когда ты вернулся в игру, не так ли? Тот, кого она изначально планировала использовать. А потом наша мать ждала, пока Пенеллаф пройдет Выбраковку… это происходит сейчас. И теперь она снова ждет, пока Пенеллаф завершит ее.

— Поппи вознеслась в божество…

— Она не завершила Выбраковку, — перебила Миллисента. — Но когда она это сделает, моя сестра даст нашей матери то, чего она хотела с тех пор, как узнала, что ее сын мертв.

— Месть?

— Месть всем. — Миллисента наклонилась, положив руку мне на колено. Ее голос упал до шепота. — И она не хочет переделывать королевства. Это царства. Она хочет восстановить их такими, какими они были до создания первого атлантийца. Когда смертные были подчинены богам и Первородным. И это… это уничтожит не только царство смертных, но и Илизеум.

Меня пронзил шок.

— И ты думаешь, что Поппи поможет ей сделать это?

— У нее не будет выбора. Моей сестре суждено сделать именно это. Она — Предвестник, о котором было предсказано.

— Чушь, — прорычал я. — Она…

— Помнишь, что я говорила тебе раньше? Наша мать недостаточно сильна, чтобы сделать такое. Но она создала нечто подобное. Пенеллаф.

Холодный воздух хлынул мне в грудь.

— Нет.

— Это правда. — Черты ее лица сжались, и я увидел это на мгновение, прежде чем ее глаза опустились. Печаль. Глубокая, бесконечная печаль. — Я бы хотела, чтобы это было не так, потому что знаю: что бы я ни делала… что бы ни делал любой… Королева добьется своего. Потому что ты тоже не справишься.

Я наклонился, насколько позволяла цепь.

— Не справлюсь с чем?

Миллисента подняла на меня взгляд.

— С убийством моей сестры.

Я отпрянул назад к стене, едва успев почувствовать вспышку боли в спине.

— Пенеллаф скоро завершит Выбраковку. — Миллисента поднялась. — Тогда ее любовь к тебе станет одной из очень, очень немногих ее слабостей. Ты будешь единственным, кто сможет остановить ее тогда. Если этого не сделать, Пенеллаф поможет