Лестница на шкаф - Михаил Юдсон

Араз — поняв, что раскусили, — с надменностью, хрипло:

— Струхнул, парх? Содрогнулся? Слухай случай: встретили раз в Саду два парха двух аразов, смотри, мойша, говорит один Страж другому — их двое, а мы одни, бежим отсюда что есть сил! Так-то вот, господа пархи…

Иль, аплодируя:

— Вольно! Весьма! Передайте бутафору: закулисе — разойтись!

«Ишь, аразко… Огрызается… — думал он снисходительно. — Артачится… Стратопедарх в зеленом, глядь, убранстве! Ну что с ним, петрушкой, прикажете делать… Пронзить ему отважно шпагой подглоточный ганглий — нервный узел? Не впечатлит. Караул, заорет, чуть проволокой глаз не выкололи! Эх, Лихо!.. Разве что с вышки его причесать — пальнуть в тело… Вправить мозги, вышибив… У нас тут, милейший, не диспут, у нас сшибка — стариннейшая, от сотворения. Правила жития в мире! Тут уж — кто кого, свет или коготь. Поговорил, пустомеля, блеснул трюизмами — и затухни (без запаха, смотри), выключайся из цепи, гремя ошейником. Вышел к вышке омерзительный араз, но кишки ему не выпустишь, не выслушав вздор фраз, — устав суров! Пусть чешет, язычар, трень, брень, дашь даже затянуться напослед — таков устав. Дать прикурить! Алгоритм! Постепенность, шагистика. А араз первобытно нетерпелив, ему кажется: взмахни стакселем — и все рванет, впряжется, образуется. Это не так. Все должно делаться (идти) медленно и неправильно. Само сложится. Каждому — по соплям его. А он — с закидонами, это что-то с чем-то! Не-ет, надо его, кузена, все-таки для отчетности снять из «кузи», положить… Пиф-паф — и араз фраппирован, приятно поражен. Будет потом хвастать, что его Иль Тишайший поколотил один раз. Завяжет, во всяком случае, с фиглярством. Закается воинственно канючить. Каюк понятию секир-башка. Шахсей-вахсей, лишь бы был здоров. Вразумление!»

Иль ухватил свой бацбум покрепче, навел, прицелился, крепко зажмурившись… Но тут как назло араз удрал такую штуку — улетучился. Провалился, надо полагать, тауматург, магбел. Слопался. Прямо миражок с требухой! Внезапное издохновение! Испарился со своей лезущей в ноздри и уши мошкарой-аурой.

«А может, разумен был именно рой, а араз — так, разговорное устройство? — вдохновенно подумал Иль. — А звуки, которые он издавал, поток жалоб — возможно, просто несогласное жужжанье, которое в моем сознании складывалось в некую знакомую конструкцию… Выходит, не того бьем? Не тех прихлопываем? Что ж, надо в журнал дежурств записать: такого-то во столько было видение — явился мне араз. Говорящий, при этом. Рек бред, вокруг роился гнус. А может, это и есть двенадцатый имам — с «крытки» перекатихаджанувший?..»

Араз исчез, и Сад зашевелился. Хвощи зашелестели, папоротники вымахали и мастодонты повылазили — возникли на заднике, нарисовались, носатые. Экая элефантина! Громаднейший летающий ящер, медленно взмахивая кожистыми перепончатыми крыльями, шевеля свисающим до земли тяжелым шипастым хвостом, парил в проруби неба, средь кучеряво изображенных облаков, ворочал длинной мордой, всматривался угрюмо — есть ли клев, раскрывая усаженный зубастыми клыками клюв. Привет, приятель. Чего курлычешь — не спится, брюхо подвело? Хочешь араза в дар, полакомиться?

Иль вздохнул — у нас, вышкарей, свой удел, рутина — бдеть, а не уносить, и поплелся к полке взять, чтоб заполнить, журнал.

6

Иль снял с полки «Журнал дежурств и сторожевых наблюдений» — книжку, в которую записывают поступки — толстенный фолиант на волочащейся лиане-цепи — и шмякнул на стол. Стражи из разных звеньев вносили на сии листы крупицы знания (с три короба, обычно), старались, выводили палочки и знаки. Хроники Сада. Основополагающий символ священного опыта. «Идешь на Стражу, бери стило и дощечку, — учили древние. — И не вернешься пустым». Вот что было написано в журнале:

«Севодня светило исчезло, и пришла тьма, аспидная муть. Стало страшно, всякие звуки раздавались такие, что и вспоминать тошно. Ребята рассказали, что это называется — «зеленое затмение».

Седня кровожадные аразские саженцы учудили — чуть не откусили башку кому-то из «гелиотропов». Во, глядь, бедокуры, на нашу эту, на танахическую тахат!

Сегодня те самые опять делали недозволенное — вместо того чтобы творить добро (валить Сад и распиливать), они упрятались в теньке и принялись калякать, сиречь сладковатый дым пускать через волосатые ноздри, созерцая в виденьях зловещее дерево ююду с белыми цветками тютюна, которое дерево корчевать нельзя и подрубать тоже, иначе, по слухам, рухнет оно — главным образом на самих аразов — и всех под собой погребет. На замечания не реагировали.

Не унывай, Страж! Самаэлю по лопатке, а аразу — по сопатке!

Севодня по указу зампотылу осуществлял полевые исследования Сада. Исколесил весь куинбус флестрин (куннилингус фаластын!), вдоль ограды, аж взмок. Установил кривизну. Искал тектонические изменения и нашел — видел разлом коры. Заглянул — а там что-то похожее на сердцевину ореха и оттуда зеленая жидкость сочится. Ребята говорят, что это и есть Голова Садовая.

Седня уплел плодов несчитано — во, левкоево! — до полного отвала, но маялся потом животом. Подшивку боевого листка истратил на дары диареи, да и спал худо.

Последний раз предупреждаю, обосранцы, кто еще будет спать на смене на дежурном столе — доложу.

Сегодня аразы организовали в восточной беседке тайное общество «Ассамблея за проповедование и сражение» — экий пыл пыли! — собирались в скопища ввосьмером (на глаз), кричали и жалобились, что они забиты и мученики. Ругались невнятно — кусайзайн. Стонали истошно, а такоже блеяли, тыча друг дружку под ребра, подмигивали — звали Зло. Существует скорая вероятность того, что точно бешеные роа в кровожадном исступленье в горло вцепятся клыками, встанут лапками на грудь. Высокая концентрация повстанцев несомненно опасна.

Тоже мне себе повстанцы! Да это просто как бы каша из кастрюли лезет… Ну может каша восстать? Это же не плоть… На араза цыкни — он ляжет на диван и помрет.

Севодня с ребятами промеж собой толковали, что мы, Стражи, сверкающие стразы справедливости, строгие и мудрые Воспитатели Сада, заботящиеся о неразумных чадах-аразах, прививающие культуру горшка. Они там заспанно гукают что-то, слюни пускают, спиногрызы… А мы — Вечно Бодрствующие на стенах — розы иерихоновы! Пужай, но не карай! Звездчатая колючка над нами и правила ндравственного распорядка внутри — окантованы в рамке на вратах. Мы — «сыны Света», защитники, а аразы — «зеленцы Тьмы», зачинщики. Им хорошо в Саду. Они соответствуют ему колористически. Деревья их не едят, дикие звери не трогают, пища (спасибо подполковник-провиантору Рувиму) падает с неба — распыляется над Садом — только пасть подставляй! Коранарный хоботок, растягивающиеся сосуды желудка — сцепленные признаки сухого корма. Ребята объяснили, что аразы вроде как порождения самого Сада, их не согнали сюда, байстрюков, — они вернулись в лоно, в клоаку.

Ариэль летить, пахнет «розами», будем рыб кормить мы аразами.

Седня плюнул с вышки вниз — хотел в араза, а попал в пацана из «гиацинтов», шел на сменку. Прости, брателла гортензио. Вышка все спишет. Внизу — аразы, низость, а у нас здесь — астрал, служение, готовность. Замполит базлал, что в фольклоре Стражей встречается упоминание о Забытом («В энтом самом саду, тому уже много лет, жил один Страж…») — как забыли его сменить, так он и стоял, пока не засох, — во, олово! Бревно! Глина! Потом, правда, стал бродить. Срывать нашивки.