Хей, Осман! - Фаина Гримберг

- Нет!.. Нет!.. Нет!..

Тогда Осман понял, что мать не настолько безумна. Внучки напомнили ей дочерей её, умерших в детстве своём... Осман понял, что ей больно было бы видеть внучек, и потому не привозил их более в становище. Вскоре мать заболела и слегла. Она страдала от лихорадки и сильных болей в животе. Снадобья и растирания не помогали. Осман приехал и оставался подле неё. Она перестала узнавать сына и умерла, так и не придя в память. Погребение её было торжественным. Спустя год после её смерти родилась последняя дочь Османа и Мальхун. Эту четвертую дочь он любил более прочих своих дочерей. Она сделалась супругой Конура-алпа, тогда уже очень немолодого Османова полководца, нежно её любившего и окружавшего её роскошью, подобной роскоши, коей были окружены франкские принцессы. Внук Османа от этой дочери взял в жены старшую внучку Куш Михала. Одним из их потомков явился Джеляль Баяр, сподвижник Ататюрка[269], возглавивший в 1945 году демократическую партию Турецкой республики... Джеляль Баяр был пламенным оратором, собиравшим многотысячные митинги; на фотографиях ясно видны его густые брови, чуть заострённый нос и пылкий взор умных глаз под стёклами очков...

В Караджа Хисаре построен был дворец; там теперь жила семья Османа. В кругу своей семьи он окружён был истинным обожанием жены и детей. С ними он бывал весел, боролся с сыновьями и давал маленькому Алаэддину победить отца; бегал наперегонки с младшими детьми, посадив на плечи малышку; самолично учил юного Орхана воинским искусствам; любил беседовать со старшим сыном и радовался его успехам в науках:

- Ты будешь истинным правителем, Орхан, учёным, вещим!..

- ...Таким, как ты, отец! Таким, как ты, справедливым и смелым! - отвечал сын воодушевлённо и глядя на отца взором чистым, блистающим восторгом...

Волосы Орхана уже были заплетены в косы - воинский стародавний убор...

Мальхун, полнотелая, гордая своей цветущей зрелостью красавица, правила домом, была тверда и мудра; дети слушались её и любили мать любовью нежной и верной. Отец её умер счастливым, видя дочь и внуков счастливыми...

* * *

Осман сказал Куш Михалу:

- Тебе не кажется, что пора подымать людей в новый поход? Я уже знаю, куда поведём воинов. На крепость Тараклы Йениджеси![270]Что? Хорошо, ладно я надумал?..

Осман спрашивал искренне, без тени лукавства. Михал также отвечал с искренностью:

- Ладно ты надумал, но я думаю, не следует идти прямо на Тараклы Йениджеси. Надо повести людей через Соркун, Сару Кая и Биш Таш. А в Мудурни вольются в войско молодцы Самса Чавуша и его брата Сюлемиша...[271]

- Сакарью будем переходить близ Биш Таша?

- Там хороший брод?

- Там худой брод, а в других местах ещё хуже... - сказал Осман как-то равнодушно.

Михал не возразил, молчал.

- Нам надобно идти вперёд, а не дожидаться хорошего брода, - продолжил свою речь Осман. - Путь наш - вперёд, а не туда, где нарочно для нашего прохода понастроены мосты! Многие - за нас, но многие - и против нас. Гарезлии - те, что злоумышляют против нас, много таких. И даавет - приглашение - не нужно им для того, чтобы нас истребить. Мы всегда начеку. Пусть никто не полагает, будто нас возможно застать врасплох, будто мы побежим, как бабы перепуганные, вопя что есть силы: «Вай-бана! - Беда со мной!»...

Осман говорил и чуял, как слушает его слова Куш Михал... «Но я разве для него говорю? Разве для себя говорю? Разве я что умное говорю? Слова говорю... Ничего потаённого не открываю Михалу... А он-то о чём думает?.. Все - каждый - о чём думает?.. Никаких тайн, потайностей никаких не существует! Все знают всё! Только не все могут...»

Подле Биш Таша видели, каков брод. Вода в Сакарье бурлила, пенилась мутно. Осман не раздумывал много, пришпорил коня и пустился вперёд...

Вокруг зазвучали клики ободрительные: Хей! Хей! Вперёд! Аллах защищает правоверных!..

- Вперёд! Святой Георгий с нами!.. - закричали греки, подначальные Куш Михалу...

Осман услышал ясно эти возгласы и, не раздумывая, заорал, перекрывая, перезвучивая все голоса:

- Хе-эй!.. Хей!.. Я, Осман Гази, с вами! Я со всеми вами!.. Я - ваш вождь! Вперёд, за мной!..

Все послали коней в воду. Перешли реку и никто не потонул. Соединились с молодцами Самса Чавуша и дошли до Соркуна. Тамошние греки были за Османа, крестьяне. Многие присоединились к воинам Османа. Захватили Гёйнюк, взяли Тараклы Йениджеси. Куш Михал пригласил Османа и ближних Османовых приближенных к себе в Харман Кая. Там пировали хорошо, потом Осман повёз Михала в Караджа Хисар и продолжили пиршество во дворце Османа. Так было.

Осман отдал строгий приказ: в рабство не обращать никого!

- Добыча - это добыча, взятая с бою! А люди покорённых крепостей не могут быть обращены в рабство. Люди Османовых земель - не рабы!..

Тогда же случилась первая ссора Османа с Эдебали. До той поры Осман стремился поддерживать с Эдебали добрые отношения. Люди Эдебали сражались в войске Османа. Осман оказывал Эдебали почтение. Но теперь Эдебали спросил сердито:

- В какие игры ты играешь со всеми этими неверными? Скоро они влезут на маковку твоей головы, а ты преклонишься перед ними, упадёшь ниц и примешься лизать им ноги!.. И всё это вместо того, чтобы показать им, кто хозяин на земле!..

Осман выслушал слова Эдебали и сделал вид, будто не услышал ничего для себя обидного, оскорбительного. Отвечал спокойно:

- Мы, тюрки, пришли в эти земли пришельцами, чужими. Когда пришли мы, здесь уже люди жили. И многие из этих людей приняли нас хорошо, как добрых соседей. Будет справедливо, если и мы соблюдём законы добрососедства и будем делать добро этим людям...[272]

Этот спор произошёл при Гюндюзе, и при Михале, и другие приближенные Османовы были. И Эдебали понял после Османовых слов, что люди слушают Османа и готовы за Османом идти. Тогда Эдебали замолчал и обдумывал своё...

В конце тринадцатого века взяли Кёпрю Хисар и Биледжик.

Перед самым походом на Биледжик, когда Осман уже говорил Гюндюзу и Михалу:

- Подходит черёд Биледжика!