Пером и шпагой - Валентин Пикуль

И поплыл Помарель обратно, опять ужасно страдая от качки «Помарель — впоследствии, при Наполеоне, достиг высокого положения начальника французской печати.».

Наконец новый министр Франции — граф Вержен — лично взялся за это щекотливое дело. Он был умен, этот дипломат.

— В этом случае, — сказал Вержен, — необходим для успеха архиплут, а не банковская контора… Зовите ко мне негодяя Бомарше! Если уж он не справится, тогда мир треснет.

* * *

Кто не знает автора «Севильского цирюльника» и «Свадьбы Фигаро» Пьера Карона — Бомарше? Все его знают.

Однако мало кому известно, что драматургия занимала в его жизни самое последнее место. Представление об этом незаурядном таланте лучше всего дает список его профессий: часовщик, учитель игры на арфе, супруг умирающих богачек, ловец по лесам браконьеров, спекулянт-подрядчик, опытный сводник, поставщик негров в колонии, карточный шулер и.., шпион Франции. Последнее — едва ли не самое главное его занятие, хотя в истории главным делом Бомарше принято считать именно драматургию.

Жизнь этого человека — в своем роде фильм-боевик, отснятый в XVIII столетии. Чего тут только не было!.. Неутомимые скачки, тайны замков, выстрелы в ночной погоне, прыжки с третьего этажа, таинственные незнакомки.., и много-много другого!

Граф Брольи вполне одобрил выбор агента.

Бомарше отнекиваться не стал.

Попутно ему дали задание уничтожить в Лондоне книгу-пасквиль о мадам Дюбарри, написанную жуликом Тевено де Моранда, который и писал только затем, чтобы продавать свои книги на корню. Он даже выслал Бомарше подробный каталог всех своих сочинений и напротив каждого проставил сумму,

— за какую он согласен предать книгу сожжению. Черт возьми, как подумаешь, из каких только типов не слагается великая мировая литература!

Сейчас Тевено де Моранда «продавал» королю Людовику свою очередную поделку под широковещательным названием «Тайные мемуары одной известной публичной женщины» (фиктивные мемуары, якобы написанные самой графиней Дюбарри). В уничтожении этой книги Пьеру Бомарше должен был помочь де Еон, хорошо знакомый с верхами и низами всей эмигрантской литературы…

Переговоры Бомарше с Тевено де Моранда не заняли много времени. Сообща они отвезли весь тираж за город. Де Еон уже заранее приготовил печи для обжига кирпичей, и они с Бомарше провели здесь дивную поэтическую ночь, пока в огне не погибла последняя страница «Тайных мемуаров одной известной публичной женщины»…

Де Еон понимал, что с появлением умного и беспринципного противника, каким был Бомарше, игра заметно усложняется. Но флаг мужества надо спустить с честью.

Даже проиграв, надо выиграть! Бомарше — все-таки поэт, а поэтов следует ошеломлять…

— Итак, до завтра. — договорились они.

На следующий день Бомарше был проведен слугою в комнаты де Еона. Быстрый взгляд на вещи, взгляд оценщика мебели, — ничего примечательного. Музей холодного оружия и партии шахмат — еще незаконченные, на раскрытых досках. Откуда-то снизу, должно быть из подвала, Бомарше ощутил, как терпко благоухает вином.

Резкий шорох дамского платья за спиной…

Бомарше резко обернулся и — обомлел, ошеломленный.

— Вы удивлены, Бомарше, что я так хорошо сохранилась?

Перед ним стояла миловидная женщина. Рука ее небрежно придерживала накрахмаленные фижмы, кружевной чепец укрывал голову, в ушах — коралловые завитки. Букет живых цветов закрывал грудь, а вокруг ослепительной шеи обвилась узенькая бархотка в сверкающих драгоценных камнях.

— Верить ли мне в это? — прошептал Бомарше. Мохнатый веер — часто-часто — затрепыхался в руке де Еона.

— Это значит, — сказал он (или она?), — что перед автором комедий я, конечно же, не рискну играть свою старую и надоевшую всем, даже королям, комедию.

— Постойте.., постойте… — не мог опомниться Бомарше.

— Ну да. Пора бы уж вам, мой милый, догадаться, что я женщина… Садитесь, Бомарше, напротив. Каков Париж? И лают ли по-прежнему ньюфаундлендские собаки на Сене, ныряя за утопленниками? Я так любила в юности засыпать под их лай. Виноградный ли год во Франции?

Бомарше похлопал платком по лбу.

— Капитан, я вас не совсем понимаю.., объяснитесь же.

— Ха, как вы наивны, Бомарше! Здесь был до вас капитан Помарель, он куда догадливее: на этом самом месте два часа стоял передо мною на коленях… Знать, напрасно ходят всякие сплетни, что вы озорник и шалунишка… Мне не бояться вас?

Бомарше уже освоился с присутствием в доме женщины.

— Мадемуазель, — сказал он, входя в роль обольстителя, — если правда то, что о вас говорят, то вы очень опытная кокетка!

— О нет, — снова затрепетал мохнатый веер. — Я решила быть честной перед вами… Филидор был моей первой любовью, вы — моя вторая любовь. Неужели вы не заметили моего смятения?

Рука Бомарше робко обвила талию де Еона.

— Так в чем же дело, душа моя? — сказал он, очарованный невольно. — Маленький роман делу не повредит. Давай же покончим с делами, а потом как следует закоптим окна!

И через несколько дней Лондон был ошарашен.

— Вы слышали? — говорили кругом. — Бомарше уже потребовал от девицы де Бомон башмак, туфлю и пояс для снятия мерки.

— Неужели дело дойдет до свадьбы?

— Да, пора бы уж этой девице успокоиться в замужестве.

— Господа, а Бомарше и здесь не прогадал, невеста хлопочет о пенсии, которая составит немалое приданое.

— Уж кто-кто, а плут Бомарше устроит свои дела… Бомарше вернулся в Версаль и потребовал от Вержена шесть тысяч фунтов стерлингов на окончание дела с де Еоном.

— Что с вами? — спросил министр. — Вы как-то не в себе.

— Ах, милый граф! Париж может хохотать: назревает моя гениальная комедия под названием «Свадьба Бомарше».

— Но зачем вам столько денег?

— А разве вы, граф, ухаживаете за женщиной без денег?

Вержен спокойно (без поэзии) рассудил так:

— Вот неукоснительное условие для кавалерши де Еон и де Бомон: чтобы никогда она не носила мужского платья, тем более — мундира. Вы слышите, влюбленный Бомарше, что я говорю?

— Неужели вы думаете, — отвечал Бомарше Вержену, — я могу позволить, чтобы моя прелестная жена донашивала старые драгунские штаны? Теперь я и сам заинтересован в этом более, нежели ваше министерство!

…Я часто думал об этом: если де Еон блестяще играл женщину, то Бомарше как раз не играл; он поверил в то, что де Еон — женщина. Я не ручаюсь, что он любил эту женщину, но он сознательно шел на брачные узы с нею.

Вержен случайно оказался прав; де Еон как-то даже не заметил, когда это случилось. Но капкан уже захлопнулся, намертво прищемив его судьбу обручами корсетов. Единожды выступив в роли женщины, он терял право требовать для себя восстановления прав дипломата. И — что очень важно! — ни он сам, ни его противники уже не могли рассчитывать на поединок с ним. Кто станет обнажать шпагу перед женщиной?