Ящик Пандоры - Фрэнк Герберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По спине Ваэлы прозмеилась холодная струйка страха.
В лазарет зашла еще одна обожженная – молодая женщина с длинной шеей и огромными глазами на узком лице. Ферри помог ей лечь на стол и подозвал на помощь клона-санитара. Проковылявшая вслед за раненой колченогая фигура обняла подругу за плечи.
Ваэла отвернулась, не в силах видеть муки в глазах обожженной. Как она может молчать?
– Я скоро! – бросил Ферри ей в спину.
– Я сама могу о себе позаботиться! – крикнула Ваэла из-за занавеси. – Хали меня научила…
Ферри расхохотался.
– Хали, сладкая моя девочка, ничему тебя не могла научить! Ты уже не так молода, таоЛини, и это твои первые роды. Хочешь не хочешь, а я тебе пригожусь, вот увидишь.
Осторожно ступающую Ваэлу настигла очередная схватка, перегнув пополам. Когда боль схлынула, роженица добралась до койки и рухнула на нее. По вздутому животу прокатилась отчетливо видимая судорога, сразу за ней – еще одна, сильней и больней. Ваэла захлебнулась воздухом, и тут же накатила третья схватка. Койку залили плодные воды.
«О святой Корабль! Ребенок выходит, выходит…»
Ваэла зажмурилась, захваченная надвигающейся изнутри могучей силой. Ей не помнилось, чтобы она кричала, но когда глаза открылись, над ней уже стоял Ферри, а с ним длиннопалый карлик, которого она видела у лазарета.
– Я Майло Курц, – представился гном, склоняясь над роженицей. Глаза у него были огромные, навыкате. – Что теперь делать?
Ферри заламывал руки. По лбу катились капли пота, истерическая бравада, переполнявшая старика в лазарете, схлынула.
– Она не может сейчас рожать, – пробормотал он.
– Она… идет, – прошептала Ваэла.
– Но медтехника нет. Наталь…
– Она сказала, что ты можешь помочь.
– Но я никогда…
Ваэлу сотрясла очередная схватка.
– Не стой ты столбом! Помоги мне! Помоги, черт!
Курц погладил ее по лбу.
Дважды Ферри протягивал к ней руки и дважды опускал их.
– Пожалуйста! – прерывисто вскрикивала Ваэла. – Плод… надо развернуть! Поверни ее!
– Я не могу! – Ферри отступал все дальше.
Ваэла глянула на гнома.
– Курц… пожалуйста. Ребенка надо повернуть. Ты мож… – Очередная схватка прервала ее.
И, когда боль отступила, послышался спокойный голос гнома:
– Скажи, что мне делать, сестра.
– Попробуй обхватить тело малышки и повернуть. У нее запрокинута ручка, и она мешает головке… о-о-о!
Во рту Ваэлы стоял привкус крови – она прикусила губу, но эта малая боль помогла рассудку вернуться. Открыв глаза, она увидала, что гном стоил на коленях меж ее бедер, ощутила его руки – мягкие, уверенные.
– А-а, – протянул он.
– Что… что… – Ферри стоял на пороге, готовый сбежать в любой момент.
– Дитя подсказывает мне, что делать, – проговорил Курц, закрыв глаза. Дыхание его выровнялось. – У малышки есть имя, – вымолвил он. – Ее зовут Ваата.
«Наружу! Из чрева!»
Голос раздавался в мозгу Ваэлы, она видела давящую тьму, чувствовала запах крови, хотя нос ее был забит… забит…
– Или это я рождаюсь вновь? – вопросил Курц.
Он выпрямился, с восторгом на лице сжимая блестящее извивающееся тельце младенца.
– Как тебе это удалось? – изумился Ферри.
Ваэла молча прижала малышку к груди. Она чувствовала, как руки карлика касаются ее, касаются ребенка – Ваата, Ваата, Ваата… Собственные воспоминания мешались со сценами из прошлого Курца: «Сколько же доброты в этом человеке!» Она увидала битву при Редуте и чувствовала боль от ран Курца. Словно в ускоренной голозаписи, проносились перед глазами образы. Ваэла ощутила рядом с собой Керро и услышала его мысленный голос:
«Касание младенца учит нас рожденью, и руки наши – свидетели того урока».
Конечно, это Керро – но его же не было рядом, в лазарете!
А потом Ваэла разом ощутила всех, кто остался на борту Корабля, – работников в гидропонных садах, команду, торопящуюся по своим делам по мириадам переходов… даже спящих в гибернации. Все они на миг стали едины с ней, и соединенное их сознание примолкло недоуменно. Их страх стал ее страхом.
«Что со мной творится? Господи, что это?!»
– Мы живем! Живем!
И когда Ваэла ощутила-услышала эти слова, чужие мысли покинули ее. Осталась только та, кто кричала, – тоненький голосок бесконечного утешения, поющий: «Мы живем!»
Ваэла открыла глаза и встретилась взглядом с карликом.
– Я все видел, – прошептал тот. – Дитя…
– Да, – проговорила Ваэла. – Ваата. Наша Ваата…
– Что-то… происходит, – пробормотал Ферри. – Что такое? – Он стиснул виски ладонями. – Убирайся! Уходи, я сказал!
Он рухнул на пол, содрогаясь.
Ваэла снова глянула на Курца.
– Помоги ему.
Карлик встал.
– Конечно. Самых тяжелых раненых – вперед.
В час, когда египтяне тонули в волнах Черного моря, священники желали воспеть хвалебный гимн Господу, но тот укорил их, сказав: «Плоды трудов моих утопают в водах; чествовать ли песнею погибель их?»
Трактат «Санхедрин»,
из корабельных архивов.
Сердце Моргана Оукса колотилось слишком быстро. Зеленый комб промок от пота. Болели ноги. И все же он брел, удаляясь от Редута.
«Легата, как ты могла?»
Когда силы оставили его, он повалился на песок и только теперь осмелился оглянуться. Никто его не преследовал.
«Они могли меня убить!»
Прожженное толпою отверстие в паутинном пологе окаймляла полоса сажи, и Оукс не сводил взгляда с этой дыры. Каждый вздох отзывался в груди болью. Он не сразу осознал, что в мире есть звуки помимо его дыхания. Дальним громам отзывалась сама земля. «Волны!»
Он глянул в сторону моря. Линия прибоя поднялась невиданно высоко. До самого горизонта простирался белопенный простор. Огромные валы разбивались о берег там, где было раньше посадочное поле. На глазах у Оукса здоровенный кусок равнины соскользнул в море, оторвав половину ангара для челноков.
Оукс кое-как поднялся на ноги. В белой пене мелькало что-то черное – скалы! Волны легко подбрасывали валуны в человеческий рост. Покуда он смотрел, в пучину соскользнул сад – его драгоценный сад.
Среди брызг летали пронзительные крики, словно вопли почти забытых чаек. Оукс огляделся. «Дирижаблики?» Сгинули. Ни один оранжевый мешок не танцевал на ветру, не парил над черными утесами.
