Цитадель Гипонерос - Пьер Бордаж

— Их вселенная — их отражение: ленивая и щедрая. Зачем нам навязывать им ценности, которых они не понимают? Они по-своему поклоняются Крейцу, и хотя их вера вряд ли ортодоксальна, мне кажется, что мы должны скорее поощрять их на этом пути.

— Догма незыблема, отец Эктус! Догма высечена в непоколебимой скале! Разве вы этого не помните по своим урокам в ШСП? Но бесполезно вдаваться в долгие дискуссии: немедленно соберите свою паству в этих стенах. Мы искореним из их умов любые намеки на животную косность и вселим в них искреннее стремление к переменам. Тех, кто откажется идти на службу, немедленно расстреляют на месте.

Выйдя из миссии, Эктус Бар был потрясен: полицейские и бавалохо исчезли. Сначала он решил, что тропики зазвали солдат в свои хатки, чтобы раскрыть им свое гостеприимство вплоть до самых интимных мелочей, но те немногие жилища, в которые он заглянул, были пустынны — как и переулки, буг-буговые кусты, цветущие заросли, бухточки. Он не слышал ни восклицаний, ни смеха, ни пения, которые обычно накладывались на рев подземного потока, трепет ветвей, плеск воды и жужжание насекомых.

Казалось, все население Бавало испарилось. Соакра уже не нависал прямо над провалом, и свет приобрел медянистый оттенок, предвещая сумерки. Миссионер задумался, не следует ли ему предупредить кардинала, но побоялся, что ярость прелата неудержимо выплеснется на жителей деревни, и решил сходить на их поиски в одиночку.

Прежде всего он занялся многочисленными глубокими пещерами, примыкающими к дну провала, где бавалохо имели обыкновение справлять свои языческие ритуалы (в которых он охотно участвовал — обнаженный, покрытый растительным соком, очарованный животной, первобытной энергией, исходившей от тел его паствы, впавшей в транс). По мере того, как он спускался по скальным коридорам, растительность становилась все скуднее. Просачивающаяся вода вырезала настоящие минеральные кружева в сводах и стенах. Из сумерек возникли, словно армия отвердевших призраков, суженные и расплывающиеся у основания силуэты сталактитов. Сгущалась тишина, и резкая прохлада вытеснила сырость провала.

Отец Эктус прошел сквозь огромную пещеру, в которой, как он припоминал, несколько раз бывал со своими случайными любовницами. Ему показалось, что он улавливает вдали смутные возгласы, воинственную варварскую песню, никогда не слыханную им ранее. Миссионер ускорил шаг. Он не подумал прихватить свой лазерный (или хотя бы смоляной) факел, но сориентировался, следуя направлению на шум, усиленный бесчисленными резонирующими полостями пещер.

Километром дальше он обнаружил странное зрелище.

*

Афикит в отчаянии смотрела, как из Йелли медленно уходит жизнь. Глаза девочки потеряли свой блеск, затянулись пеленой остекленения, предвещавшей неминуемую потерю сознания. Несмотря на жару, ее кожа никак не согревалась, и она постепенно погружалась в глубокую кому, из которой могла уже не выйти.

Феникс оторвала кусок от своей мантелетты, намочила его и регулярно прикладывала к бескровным губам Йелли. Афикит предложила двум жерзалемянам забраться в дерематы и немедленно перенестись на Мать-Землю, но они категорически отказались.

— Наши сердца будут всю жизнь попрекать нас, что мы оставили вас наедине с больной дочерью, Найя Фикит, — объявил Сан-Франциско.

— Из-за нас и вы заперты в этом чулане. Вы, наверное, были бы куда полезнее где-то еще…

— Судьба более трех лет соединяла нас в ледяном сне, она продолжает соединять нас в этом мире. Моей голове интересно, что случилось с муффием Церкви и Мальтусом Хактаром. Они должны были здесь материализоваться давным-давно… Заодно она интересуется, почему мы еще не встретились с человеком, который ушел прежде всех, другом муффия…

— Возможно, он уже перебрался в другой мир, — сказала Афикит, указывая на дерематы.

Феникс, который всегда жила в холодах Жер-Залема, стянула мантелетту. Угасающий свет дня окрасил ее кожу каштановым и окатил жемчужным сиянием. Побочные эффекты переноса — головокружение, тошнота, слабость, — исчезли, и организм настоятельно требовал воды и пищи.

«Позаботься о нашем маленьком чуде» — сказал Тиксу перед уходом. Йелль умирала, и непостижимые пропасти отделяли его от дочери. Где был он сейчас? Почему он их оставил?

Тишину нарушил грохот сдвигаемой мебели. К Афикит вернулась надежда: миссионер вернулся, может быть, он отыскал способ исцелить ее дочь. Но в чулане появился не он, а другой церковник, экзарх в зеленом облегане и темно-синей рясе.

— Идите скорее, Ваше Преосвященство! Великий инквизитор был прав!

— Я не полезу в эту крысиную яму! — возразил чей-то голос. — Велите этим людям выходить.

Экзарх озадаченно обвел тревожным взглядом четыре фигуры, притулившихся в темном уголке комнаты.

— Вы слышали! — неуверенно выговорил он. — Кардинал Киль, губернатор Платонии и представитель Его Святейшества муффия… муффия… (поступившие с Сиракузы слухи утверждали, что Барофиль Двадцать пятый свергнут, и он мучался сомнениями, какое имя упомянуть) муффия Церкви Крейца, приказывает вам выйти.

Сан-Франциско вопросительно взглянул на Афикит. Она в знак согласия опустила веки. Пока что у них не было иного выбора, кроме как пойти на компромисс с крейцианами.

Кардинал Киль осмотрел четверых нелегалов. Какие неожиданные и интересные открытия можно было совершить в отдаленнейших миссиях Платонии! Он поздравил себя с тем, что остановил выбор на Бавало (и охотно принял поздравления).

Они отличались всеми признаками людей, внесенных в Индекс раскатта: изможденные лица людей с неспокойной совестью, наспех наброшенные на голое тело накидки и мантелетты, спутанные неприбранные волосы, усталые настороженные глаза. Блондинка и девочка, несомненно, были гражданами одной из планет Центральных миров, возможно — Сиракузы; изящность черт и благородство женственной осанки не оставляли сомнений в их аристократическом происхождении. Девочка, лежащая на деревянной кушетке в медкомнате, выглядела скорее мертвой, чем живой. На какие-то секунды он подумал, что огромное кольцо, которое она носила на правой руке, было муффиальным кольцом, джулианским кориндоном. Другая женщина и мужчина обладали схожими физическими характеристиками: смуглая кожа, узкие глаза, высокие скулы, прямые черные волосы; но, хотя кардинал и льстил себе мыслью, что приобрел солидные познания в области межзвездной антропоморфии, он не мог определиться с планетой их происхождения.

— Найя Фикит, — внезапно сказал Вироф.

Прелат вздрогнул, повернулся к великому инквизитору и жестом руки попросил его продолжать.

— Эта женщина — Найя Фикит или, если хотите, Афикит Алексу, Ваше Преосвященство.

— Не может быть! Прошло три года, как ее криогенизировали.

— Сейчас перед нами находятся четверо крио из епископского дворца, Ваше Преосвященство. Их оживили махди Шари и ребенок по имени Жек Ат-Скин, тот самый мальчик, который необъяснимо сбежал от сил порядка в Анжоре, столице планеты Ут-Ген. Им удалось покинуть епископский дворец во время штурма имперских войск. Их сопровождали муффий Барофиль Двадцать пятый и осгорит, возглавляющий подпольную организацию, но неизвестные причины помешали им перенестись на Бавало. Как это ни поразительно, муффий Барофиль Двадцать пятый подарил джулианский кориндон Жеку Ат-Скину, а тот сам передал его этой девочке.