1812. Обрученные грозой - Екатерина Юрьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я отказалась подписывать эту бумагу.
— И правильно, — Палевский скомкал лист и бросил на стол. — Разговоры в гостиных не стоят состояния.
— Разговоры не стоят, но ваши письма…
— Не трудитесь объяснять. Ваши родственники не осмелятся упоминать о них в свете, иначе с вашей репутацией пострадает и их, не говоря уже о других последствиях… Я всегда отвечаю на вызов.
Он повернулся к ней и впился в нее взглядом.
— Получи вы вовремя мои письма, вы бы ответили на них?
— О, да, — волнуясь, с жаром сказала Докки. — Я непременно ответила бы на них… Все эти месяцы я ждала, надеялась, но…
— А я наговорил вам столько обидного, — он не сводил с нее глаз. — Вы простите меня? Я злился из-за вашего молчания, надумал бог знает что, а вы… Вы сердились на меня.
Докки только кивнула, невольно вспомнив, как он рассуждал об условиях их связи, а потом бросил это ужасное: «Или вы предполагали, что прежде я женюсь на вас?»
«Что значит: простить или не простить? — подумала она. — Его слова были оскорбительными для меня. Как я могу простить его за них? Он был обижен и хотел сделать мне больно, расчетливо больно, и ему это сполна удалось. Но я могу простить ему этот выпад, высказанный в ответ на мои слова, которые опять же были вызваны обидой на его обиду. Знаю одно: он никогда мне ничего не обещал, я не могла ни на что рассчитывать, и с моей стороны было бы глупо сердиться на него за это…»
Боясь, что он вновь заговорит об условиях их связи, она поспешно сказала:
— Вы вольны думать обо мне дурно со слов моих родственников…
— Я думаю дурно о них, но не о вас, — возразил Палевский. — Одна эта сцена с документом, которой я стал невольным свидетелем, многое сделала очевидным. Для меня довольно того, что я знаю о вас по собственным наблюдениям.
— Но позвольте мне объяснить…
— Зачем? К сожалению, мы мало времени провели вместе, чтобы я располагал более полными сведениями о нюансах вашего характера, привычках или устремлениях. Но я знаю и вижу достаточно, чтобы не верить тем нелестным отзывам о вас, которые посмели высказать ваши мать с братом. Что касается покойного барона фон Айслихта… Я как-то упоминал, что был знаком с ним…
Докки замерла.
— …О мертвых не принято говорить плохо, но, насколько я мог судить, он был крайне неприятным и непорядочным человеком. Ваша мать несколько переборщила, рассказывая о том, как он любил вас, холил и лелеял. Барону были неизвестны эти понятия — весьма холодный, практичный и расчетливый тип. И я сейчас слышал, как ваш любящий брат упомянул о своей сделке с Айслихтом, по которой вас отдали ему в жены. Бог с ними! Жаль тратить на них время, лучше идите ко мне…
Он раскрыл ей свои объятия, и Докки прижалась к нему, желая не думать ни о прошлом, ни о будущем, а только наслаждаться прекрасным мгновением настоящего. Они долго стояли так молча, пока не услышали шум и голоса, раздавшиеся из прихожей.
— Что это? — в недоумении пробормотала она, и тут до них донесся зычный требовательный голос Вольдемара Ламбурга и еще чей-то женский.
— Судя по всему, к вам явились новые гости, — хмыкнул Палевский.
Докки попыталась выйти из его объятий, но он не отпустил ее, пока не поцеловал — так нежно, что у нее перехватило дыхание. Дрожащими руками поправив чепчик, она подошла к дверям и распахнула их, досадуя на назойливость посетителей, мешающих ей побыть наедине с Палевским. В прихожей действительно стоял Вольдемар, с ним находились Мари с Ириной. Семен объяснял, что барыни нет, но Ламбург упорствовал, заявляя, что точно знает о присутствии в доме баронессы, и требовал доложить об их приходе.
— Ma chèrie Евдокия Васильевна! — прогудел он, едва заметив Докки, и двинулся к ней, протягивая руки. — Я так счастлив вас видеть! Надеюсь, ваше самочувствие улучшилось, и вы благополучно избавлены от вчерашнего недомогания, которое заставило вас так рано покинуть вечер княгини и лишило меня удовольствия наслаждаться вашим обществом.
Докки беспомощно оглянулась на Палевского. Он изогнул бровь и ухмыльнулся, наблюдая, как она приветствует визитеров. Увидев его, Ламбург озадаченно нахмурился, в глазах Мари загорелось откровенное любопытство, Ирина оживилась, не сводя восхищенного взора с генерала.
Вольдемар откашлялся и, доверительно понизив голос, сказал:
— Вынужден заметить, ma chèrie Евдокия Васильевна, что вам не следует принимать… находиться наедине с мужчиной, да-с… даже если это столь прославленный полководец, как его высокопревосходительство граф… генерал Палевский.
— Здесь только что были мой брат и госпожа Ларионова, — ответила ему Докки. — Не думаю, что у вас есть повод для беспокойства…
— Да, да, мы видели издали, как они садились в экипаж, — признал Ламбург. — Но генералу следовало выйти вместе с ними из вашего дома, дабы не давать обществу основания… В свете могут косо посмотреть, сами понимаете. При всем моем уважении и преклонении перед заслугами его высокопревосходительства, граф должен понимать, что репутация дамы — вещь весьма хрупкая, да-с, и зависит от множества условий. И я, как ваш старый и преданный друг, приложу все усилия, чтобы защитить ваше имя!
— Вы собираетесь потребовать у меня сатисфакции? — раздался ленивый голос Палевского. Он стоял, облокотившись о дверной косяк, и глаза его насмешливо поблескивали. — Представьте, как вы прославитесь, ежели пристрелите меня на дуэли…
— Дуэль?! — восторженно прошептала Ирина, прижимая руки к груди.
— Дуэль! — взвизгнула Мари.
Докки взглядом чуть не испепелила Палевского, Ламбург же неподдельно ужаснулся и воскликнул:
— Никогда! Никогда не осмелюсь на нечто подобное, ваше высокопревосходительство!
— Как иначе вы сможете защитить честь дамы? — Палевский вновь вздернул бровь.
— Хм, — Вольдемар задумался и только открыл рот, как Докки быстро сказала:
— Генерал изволит шутить, Владимир Петрович. К тому же вам вовсе не стоит так беспокоиться о моей репутации, поскольку я прекрасно могу справиться с этим сама. Мари, — обратилась она к кузине, — так вы с господином Ламбургом…
— Встретились на прогулке, — охотно сообщила та, с трудом отведя глаза от Палевского. — Можешь себе представить, chèrie, в парке мы видели князя Рогозина. Оказывается, он приехал в Петербург. Вроде бы его командировали в Главный штаб. Он весьма интересовался тобой и непременно собирался нанести тебе визит. Кто-то ему сообщил, что здесь был и Швайген, так он весьма ревниво выспрашивал меня, встречалась ли ты с бароном…
— У баронессы много знакомых, — вмешался Ламбург, немного придя в себя после упоминания о дуэли. — Но это вовсе не значит, что кто-то может рассчитывать на ее особое внимание, за исключением, конечно, ее старых и преданных друзей, которые…
— Вы будете на балу у графини Мусиной, ваше сиятельство? — перебила его Ирина, кокетливо обращаясь к Палевскому.