Демоны Дома Огня - Александра Груздева

– Я больше не могу жить так, как жил раньше. И она не может.

– А я тебе говорил: ты должен отказывать ей и два раза, и десять раз подряд, и семьсот лет кряду.

– Однажды я отказал ей по вашему приказу, дон Гильяно. До сих пор эта червоточина в ее душе для меня как обвинение в покушении на убийство. Зачем было приводить ее в Дом, а потом убивать?

Дон Гильяно покружил исчезающие кубики льда в бокале:

– А ты не сможешь вынести ее смерти, – прозвучало насмешливо, почти ехидно.

Ашер не собирался разыгрывать стойкость и безразличие, да и врать при ментальной передаче было слишком тяжело и почти невозможно такому Стражу, как дон Асад:

– Не смогу.

Дон Асад еле заметно вздохнул. Он не любил говорить правду. Горькую истину он предпочитал оставлять при себе. От домочадцев требовал лишь беспрекословного выполнения приказов. Но Ашер был не из тех, кому можно просто приказать.

– Беда в том, Ашер, что ты прячешься за мою спину. Не тебе решать проблемы с лилу. Не к тебе они приходят с претензиями. Не тебе они угрожают. Я, дон Гильяно, вынужден выслушивать их мерзкие требования. И я вынужден им что-то отвечать, выгораживая тебя. Веришь или нет, но в иной год мне хочется передать тебе нож и кольцо, чтобы ты сам разгребал свалку, которую ты же и устроил. Единственное, что меня останавливает, это обязательства перед семьей. Ты не готов отвечать за всех. Ты не можешь отвечать даже за себя. Видимо, неправильно понимаешь фразу о том, что ради любви нужно идти на жертвы. Ты стремишься принести в жертву своей любви всех нас, свою семью, свой Дом. Вместо того чтобы задуматься о благе многих, думаешь только о себе.

В нижнем смысловом слое, как зловещий пунктир, просвечивало: «Я могу заставить тебя». Но что такое Страж, после того как вопреки собственной натуре он примет чужую волю? Он больше не будет Первым, в лучшем случае станет кем-то, кто выполняет приказы. Он больше не сможет творить, если его воля будет подавлена.

– Тебе сходило с рук очень многое, потому что ты Страж. Но быть Стражем не означает вседозволенность.

Это уже была прямая угроза. Ашер стиснул бокал – вперемешку со льдом на пол посыпалось стекло.

– Я верю в то, что, если поступаешь в согласии со своей душой, ты движешься в верном направлении. Амрита станет моей женой. А лилу придется заткнуться.

* * *

Занимался вечер. Близился Час коктейлей. Донна Кай оборвала бесконечно вьющуюся нить своего плотного расписания, ей нужно было поговорить с сыном. Служитель вернулся ни с чем:

– Стражи заняты с Таблицами МЕ.

Никто не смел отвлекать Стражей от Таблиц. Они наносили знаки на Таблицы синхронно, повинуясь неслышной команде Первого Стража. Фигуры, вычерченные на ладонях, должны были быть свежими, раны – кровоточить. Кровь бурлила на высшей точке кипения, прожигала камень, оставляя на нем рельеф знаков. Чем точнее было нанесение, тем чище получалось отражение, которое транслировалось в мир, отражаясь еще десятки, сотни раз, как эхо, замирая вдали. Далекий отголосок ключа возвращался на Таблицы Отражения, часто внося сумятицу и неразбериху в изначальные знаки. Его нужно было быстро осмыслить – стереть или исправить, иначе ключ отражался еще раз, уже искаженный.

Но донна Кай не могла ждать. Она чувствовала – что-то должно случиться. Ее сын принял решение, и никто, даже дон Гильяно, не смог отговорить его. Ей надо попытаться. Он всегда прислушивался к словам матери. Странно, но ей всегда было легче с младшим близнецом, с Шемом. Хотя с ним она не пережила и доли того, что связывало ее с Ашером.

На кладбище ковер короткостриженой травы приглушал шаги. Горбатые спины могил не несли имен. Только Гильяно знали, кто лежит в них. Но среди обычных камней стояли и эти, отшлифованные до холодной гладкости, – черные зеркала. Таблицы Отражения. Напротив них, на строго отмеренном расстоянии, высились другие камни – пористые, траченные бурями и солнцем. Таблицы Нанесения. В них въелась вязь письмен, углов, квадратов. Для непосвященного – полустертые строчки эпитафий на непонятном языке.

Стражи не наносили ключ, будь иначе – вибрации чувствовались бы большинством обитателей Дома. Они стирали написанное. Ребром ладони, пока кожа не сойдет, как перчатка, и кровь равномерно не покроет камень. Они уничтожали часть старинного ключа. И под их руками исчезали приметы времени. Забывались песни, сказания, символы, имена. Пластами исчезала в бездне история: даты, причины событий, мотивы глав государств, тактика полководцев. Под руками Стражей погибали города: их заносило песком, на них обрушивались эпидемии, гром и молния сходили с небес, память о них становилась тонкой, как паутина. Но если в случайных книгах города и правители упоминались под другими, непривычными, именами, то так они могли спастись от забвения.

Безмолвный знак – и Стражи с легким поклоном отступили от Таблиц. Ветер закрутил черные плащи за их спинами в спирали. Старомодные плащи, маскарадные костюмы – скорее дань традиции, чем необходимость. Пока донна Кай шла к сыну, поняла, что Ашер уже знает все, что она ему собиралась сказать. И она поспешила предупредить поток обвинений, которые он мог бы ей предъявить:

– Ты думаешь, я не желаю тебе счастья? Ревную тебя, завидую Амрите?

И поскольку Ашер многозначительно молчал, она почти закричала:

– Так проверь меня! Я не стану закрываться. Смотри!

Он покачал головой.

– Гильяно не вспоминают о прошлых жизнях, – произнесла донна Кай формулу Закона. – Но ты помнишь, как мы были влюблены, как рождались братом и сестрой и даже близнецами. Я всегда за тебя, Ашер. Ты хотел родиться Стражем, но гены никак не складывались в правильную комбинацию, я сделала все, чтобы у тебя было больше шансов. Стала женой Стражу Асаду, матерью тебе и Шему. Если ты нашел свою любовь, я рада. И не собираюсь мешать.

– Кай, я верю тебе, – уставшим голосом ответил он ей.

– Но я хочу, чтобы ты добился всего, чего желаешь. Чтобы составить счастье этой девочки, ты откажешься от своей мечты? Ты готов ради нее отказаться от места дона Гильяно?

– Мне придется, Кай.

Она испугалась интонации его голоса. Он смирился. Он готов принести жертву. Если огонь сомнений и пылал, то уже погас, даже адских углей не осталось. Тишина остывшей золы, которую она, как кочергой, ворошила вопросами, пугала больше надрывного крика. Донна Кай попыталась зайти с другой стороны:

– Знаю, насколько тебе трудно с женщинами, ты с первого взгляда распознаешь хитрость, коварство, они ищут выгоды, думают о том, как лучше устроиться в жизни. Когда видишь душу, то слишком велик контраст, если вдруг встречаешь чистую, ничем не замутненную. Ее душа чиста. Но Амрита в своем сознании – младенец. Она не жила на свете дольше двух лет. Что будет с ней через десять лет? Ты уверен, что ты ее единственная любовь. А вдруг нет? Вдруг только первая? Ты сможешь пережить предательство?

– Она не предаст меня.