Демоны Дома Огня - Александра Груздева

– Раздень девочку, – устало приказал жрец. – Надо проверить, нет ли у нее увечий.

Мать бросилась разматывать кусок ветхой ткани, обернутый вокруг тощего тельца дочери.

– Она чистая, не сомневайтесь, мой господин, – приговаривала мать, освобождая дочь от линялых тряпок.

«Конечно, чистая, – хотела подтвердить девочка, – ведь только вчера меня мыли в огромной лохани и терли золой из очага». Но костлявые пальцы жреца уже впились в ее тело. Он крутил ее руки, приказал вывернуть ступни наружу, проверил, насколько гибкие у нее запястья. Он гладил ее кожу, проверяя ее мягкость. Смотрел, нет ли шрамов. Очень сильно надавил на живот. И вдруг запустил руку туда, куда мать не разрешала ей совать пальцы. Девочка взвизгнула от боли. Мать смиренно стояла в стороне, молитвенно соединив ладони.

– Все в порядке, – изрек жрец – и убрал от девочки свои противные руки. – Ей нужно провести ночь в храме, если Танцующий Бог почтит ее, она останется с нами.

Девочка больше не хотела быть женой Танцующего Бога, она хотела домой. С плачем бросилась к матери, вцепилась в ее юбку. Но мама повела себя странно: вместо того чтобы подхватить ее на руки, утешить, унести из этого ужасного места, она толкнула дочь обратно к жрецу.

Всего одна ночь в храме. Чего бы они от нее ни ждали – ничего не дождутся. Она не пройдет их проверку – и ее отправят домой. Она не хочет ожерелий и медальонов, она хочет к маме, к братьям, в родную деревню. Нагую, дрожащую скорее от страха, чем от холода, девочку заставили выпить чашу жирной зеленой жидкости. Голодный желудок скрутило узлом. Жрец зажал ей рот, чтобы ее не стошнило, подождал, пока напиток не начал действовать, и лишь тогда отпустил.

Сон сковывал веки. Девочка терла глаза, но они закрывались против ее воли. Ее положили в жертвенный полукруг перед статуей Бога, который был таким высоким, что казалось, его голова упирается в небо. Вокруг нее раскачивались женщины в тонких звенящих одеждах. Сотнями монеток были расшиты их одеяния, они звенели при каждом движении. Танцовщицы задевали рукавами и руками обнаженное тело девочки. Пряные пальцы в узорах хны надавливали на веки, скользили по губам, веля молчать. Девочка свернулась котенком на холодном камне – уткнулась лбом в колени, обхватила ноги руками.

Густой аромат трав плыл в воздухе. Фигуры танцовщиц растворялись в настенных росписях. Или они и были только рисунками на стенах? Жрецы вынесли прочь факелы. Темноту нарушали лишь тонкие языки пламени в плошках с маслом. Девочка осталась в храме одна. Зашипел и погас фитиль в одной из плошек. Гигантский синелицый Бог склонился над спящей девочкой. Он надавил ей на лопатку каменным пальцем. Жалобно прогнулась хрупкая косточка. Девочка во сне всхлипнула. Бог надул щеки и выдохнул в лицо девочке весь запас каменных легких, пытаясь ее разбудить. Поток зловонного воздуха ворвался в ее сон, в котором она была дома, черпала ладошкой кислое молоко из кувшина и чувствовала себя почти счастливой. Она вскрикнула еще во сне, а открыв глаза, закричала, до предела напрягая голосовые связки. Божество сошло с постамента и присело перед ней на корточки. Одна его губа была размером с две ее ладони. Его губы зашевелились. Она услышала низкий рев:

– Я твой господин. Не бойся меня.

Но одних слов было мало. Она боялась. Страх стискивал ее внутренности в потном могучем кулаке. Синелицый бог лизнул шершавым языком выступившую на ее коже соль.

– Ты сладкая, – произнес он и аккуратно развел ее сомкнутые колени.

Она задохнулась от боли и наслаждения. Пробовала кричать, но бог закрыл ей рот печатью поцелуя. Его губы и на вкус были как камень, холодный камень в каплях подземной влаги. Ей казалось, что она внутри него и снаружи. Она была его любовницей и ребенком в его чреве. Он был ее господином, отцом, матерью и возлюбленным одновременно. Родовые муки скручивали ее тело, выталкивали ее в мир. Она рождалась в новой семье, чтобы жить новой жизнью.

А когда все кончилось, он поднял ее одной из своих пар рук, как в колыбели, прижал к каменной груди.

– Ты – моя. Только моя. Навсегда. И ты под моей защитой, – сказал он.

По векам скользил теплый свет. Она медленно просыпалась. Сколько времени провела на полу в храме, она не знала. Ночь? День? Год?

– Танцующий Бог почтил ее, – шептались столпившиеся вокруг служители. – Танцуй, счастливая! Танцуй! – Ее подхватили под руки, поставили на ноги. – Танцуй! Танцуй! – вздымались лесом худые руки жрецов. Ее подбадривали, ее поощряли. И в то же время зорко следили, как она сделает первый шаг. Она шагнула легко и свободно, тело казалось шелковой лентой, оно могло изгибаться под любым углом. Ей аплодировали, задавая ритм, и она закружилась в танце, нужные движения ей подсказывал ее Господин, теперь он всегда был рядом с ней, за левым плечом.

Ее Господин нашептывал ей, как следует поступать. Он оберегал ее. А еще он был великолепным любовником. Ни один мужчина не мог с ним сравниться. Каждый год танцовщицы по очереди выпивали Напиток Блаженства и принимали благословение своего божества. За пожертвования в пользу храма они вступали в связь с любым мужчиной, который переступал порог святилища. Смертные хотят стать ближе к богам, и храмовые танцовщицы – их единственный шанс подняться по Небесной Лестнице к божественным чертогам. Ее любовники щедро платили главному жрецу, некоторые из них иногда возвращались, другие были в этих местах лишь проездом и, получив благословение, отправлялись домой.

Смотритель Ашер искал новую танцовщицу в Дом Гильяно. Где еще найти преданную служительницу, как не в храме? Но ему подошла бы не любая, а только юная, чуткая душа. Мастерство танцовщицы было не главным. Ее научат танцевать в Доме Гильяно. В храмовый день он увидел танец всех двадцати служительниц. И только одна показалась ему подходящей. Ее душа даже не была завершена, она могла рассыпаться от любого дуновения судьбы. Она балансировала на грани реальности и сна. Такие души угодны богам, их не надо истончать – они невесомы сами по себе, их не нужно очищать – они невинны по природе. Ашер заплатил за ночь с ней. Войти в нее было все равно, что омыться в горном роднике. Многочисленные мужчины не оставляли ни следа в ее душе. «Настоящее благословение», – думал Ашер, проводя взглядом по изгибу ее позвоночника. Она приподнялась с подушек и села, подтянув одну ногу к груди, опустила на колено подбородок, задумалась:

– Как с каменным Богом, – пробормотала она, надеясь, что он не расслышит. Но Ашер услышал и даже понял, о чем речь.

– Вам дают галлюциноген. Он определенным образом замыкает в мозгу нейронные цепи. Те, кому повезло, испытывают невероятное сексуальное наслаждение. Обычным способом оно недостижимо. Но у храмовых танцовщиц сохраняется память об удовольствии, рождается зависимость от сильных ощущений. Они стремятся ощутить благословение своего бога снова и снова. Задумайся: весь ваш бог умещается в одной чашке.

Но танцовщица не хотела думать, его слова показались ей богохульством, она решила все рассказать главному жрецу, чтобы тот запретил этому человеку входить под своды храма Танцующего Бога.