Новый год плюс Бесконечность - Сергей Челяев

— Разве ты не понял? Все это случилось с тобой по-настоящему… — ответила Анна.

У нее был величавый, прямо-таки царственный вид, и снег, присыпавший ей волосы, серебрил их, свивая в удивительные локоны, точно изваянные из благородных металлов. В небесах зарождалась метель, и ветер усиливался, задувал под карнизами, засыпал крыши, пробуя голос и крепость невидимых крыльев.

— Сейчас — наверное, — пожал плечами Вадим. — А тогда — посуди сама: что я мог знать о себе?

— Только то, что ты живешь собственной жизнью, — пояснила Анна. — И, наверное, это могла быть всякий раз твоя единственная, истинная жизнь, если бы не сбывалось твое обещание. Данное мне по доброй воле.

— Пожалуй, что и так, — согласился Вадим. — Вот только сбывалось оно не всегда с моим участием. Я должен был бороться, страдать, решать что-то, наконец; а в итоге поступал буднично и где-то — даже расчетливо. В том, что это путешествие всякий раз продолжалось, моя заслуга не так уж велика; просто так предпочитали складываться сами обстоятельства — одно к другому. А я только и делал, что плыл по воле волн.

— Но ведь и саму жизнь, если следовать твоим словам, можно разложить на длинную цепь обстоятельств, — девушка покачала головой, отбросив с лица застывшие посеребренные кудри. Это было красиво, и Вадим залюбовался ею, не в силах отвести глаз.

— А все обстоятельства, сколь бы случайными они ни казались, при большом желании можно представить и в виде логической цепочки, — улыбнулась она. — Помнишь: в этом мире случайности нет?

— Каждый шаг оставляет след, — продолжил Вадим, но тут же умолк и с сомнением посмотрел на девушку.

— Конечно, — кивнула Анна. — Просто свои приключения ты стараешься оценить и расценить с точки зрения разума. Но разве в погоню за умом всякий раз отправляла тебя судьба?

— От чувства до ума — короткая дорожка, — заметил молодой человек.

— Если только умеешь уверенно перешагивать чувства, — возразила девушка. — И некоторым такая способность свойственна чуть ли не от рождения.

— Да, у меня такое ощущение, что я должен был обучаться этому искусству все последние дни. А с учетом того, что день в этих… снах ли, мирах, уж и не знаю, как их назвать… может длиться целую вечность… И в итоге…

— Итога нет, — покачала она головой. — Ты шел на ощупь, не зная, что тебя ждет за очередным поворотом. Даже удивительно, что ты продержался целых три дня.

— Как — три? — озадаченно проговорил Вадим. — Ведь было шесть!

Анна стояла уже перед ним — невероятно близко. Как и когда это произошло, Вадим не успел уследить. «Вот ведь волшебница», — подумал он озадаченно. Она издала тихое восклицание.

— В первый день ты понадеялся на любовь обещанную.

Она взяла его руку, и Вадим почувствовал, как ниже локтя остро кольнуло и запульсировало нервной, тревожной болью.

— Во второй — убоялся любви дарованной.

Вторая точка пронзила локоть ледяным холодом.

— На третий день ты уже почти поддался ей — но в тебе возобладало чувство долга.

Третья точка прошила руку тончайшей звенящей иглой.

— А потом — потом вступили в силу обстоятельства, о которых ты так много говорил. Так тоже бывает в жизни, и довольно часто. Что случилось на четвертый день, Вадим? Ты испугался? За себя, за свою жизнь? Ведь отныне любовь обещала бы тебе нескончаемую, неизбывную тревогу! Жизнь на пороховой бочке… А кого ты испугался больше — мать? Или, может быть, дочь? И поскорее вынырнул из любви, как из омута.

Вадим молчал. Так же как и снег, что теперь стоял за его спиной, неподвижно повиснув, словно театральные декорации из русской оперы. И рука более уж не давала о себе знать.

Он по-прежнему стоял один, в пустом дворе, на ветру. Он уже не знал, что Анна могла бы сказать ему в эту минуту. И думал, что разговаривает сам с собой. Может быть, поэтому четвертая точка кольнула лишь слегка. Пятую он уже не почувствовал.

— После этого у тебя остались только воспоминания. Любовь без воспоминаний мертва — ни листьев, ни ягод, один лишь ствол, голый и засохший. Пятый день был решающим. Ты впервые обратился к прошлому. Но в нем реально жил только ты.

И только на шестой день ты, наконец, перестал подчиняться судьбе, играть предлагаемые роли. Ты вспомнил себя, Вадим… Вернулся к себе, истинному, без игр и прикрас. И на этом сломался.

Он махнул рукой — безнадежно, обреченно, окончательно. Повернулся и…

Над головой зашумело. Обдало легким ветерком, даже чиркнуло — краем ветра. На спортплощадку, перед самым носом молодого человека, прямо на турник, куда хозяйки так любят отправлять домочадцев в последнее утро уходящего года выбивать из ковров и половиков сор прошлой жизни, спланировал голубь. Он важно прошелся по перекладине. Скосил на Вадима умный блестящий глаз. А потом тихо заворковал.

Вадим не знал голубиного языка. Поэтому понимал лишь то, что в птичьих словах доступно пониманию существ, у которых никогда не будет крыльев.

«Говорят, что любовь — это всегда путь к себе самому.

Ты тоже так думал?

И непременно — открытие чего-то нового, истинного.

Ты уже открыл что-нибудь?

А тебе не кажется, что ты просто давно поджидал себя самого? И вот теперь вернулся в родную голубятню?

Молчишь?

Но и я ведь не спорю. Я только хочу найти и понять эту глубину. Куда мы неизменно возвращаемся, думая, что счастливо отправляемся в Любовь. А она — просто попытка искренне вернуться к себе самому. Настоящему. Тому, что по крупицам утрачивали в течение жизни.

И может быть, тогда мы и сможем понять, почему сердце и разум зачастую идут вразрез? Что предпочесть, когда трудно, а что — когда больно. И потом уже не пожалеть о собственном выборе».

— Я уже сделал этот выбор, — кивнул Вадим. — Но я не думал, что потом будет так больно.

— Оттого, что ты принес боль другому?

Голубь замолчал и грациозно расправил крылья, точно хотел укрыть ими, огромными, сильными и надежными, этого маленького, слабого человека, попавшего в ловушку к самому себе. Или все же — нет?

— Нет, — покачал головой Вадим. — Нет, — прибавил он уже тверже. Себе самому все-таки больнее.

— Что ж, по крайней мере, это честно, — ответил голубь и поклонился Вадиму, сделав глубокий реверанс на стальной перекладине. — Для тебя еще есть надежда. Ты можешь не только понять значение Слова, но и слышать его Звук. Будь счастлив! И, пожалуйста, не обижай птиц!

Он подпрыгнул вверх, взмахнул крыльями и неожиданно сделал кувырок в воздухе. Затем расправил крылья и захлопал ими, взмывая ввысь. Откуда-то из снежной вышины донеслось горделивое голубиное бормотание — и птица исчезла.

Вадим долго смотрел ей вслед, пока не очнулся, словно от забытья. Его звали — тоже сверху, но уже ближе, гораздо ближе.